– Нам стоит сообщить…
– И его закроют, – перебил ее Глеб. – Зоя, родная, ты же знаешь протокол. А он, вот смотри. Глеб прижал руку к груди, вскинул мужественный подбородок и почти торжественно произнес:
– Глеб.
Незнакомец повторил его жест и ответил хрипло:
– Киен.
– Зоя, – ее голос чуть дрожал. – Глеб, но что же…
– Не волнуйся, родная, – он приобнял ее за мгновенно расслабившиеся плечи, – я все продумал.
Зоя не помнила, что именно ее убедило. Гладкие, словно шелк, слова Глеба, или вид Киена, пьющего вторую тарелку борща.
Он напоминал котенка, встреченного отличницей и умницей Зоей по дороге из школы и принесенного домой. Серое тщедушное тельце отчаянно сопротивлялось водным процедурам в зеленом пластиковом тазу, вылакало блюдце сливок и, умопомрачительно мурча, уснуло у нее на коленях. Два часа, счастливых часа, Зоя провела практически неподвижно, изредка почесывая драное ухо.
А потом пришла мама.
Отругала за разлитое молоко, пятна на школьном переднике и несделанные уроки. Но самое ужасное – забрала котенка. Сказала, что отдала в добрые руки.
Зоя поверила.
А Киен остался. Сначала в лаборатории, опутанной сигнальной сетью, которая могла сдержать даже взбесившегося волкодлака. А, когда она заметила, как жадно он смотрит на солнце, – в каморке на первом этаже, переоборудованной в классную комнату. Но спать всегда уходил вниз. И уже потом Глеб купил ту квартиру.
– Кто он, – спросила наблюдавшая за ней уже из кресла Гаяне.
– Фомор. Его предки жил в Ирландии до того, как туда пришли Туата де Дананн. Сначала они были союзниками, потом врагами. А сейчас, я так и не поняла, не то слуги, не то рабы – Киен очень неохотно рассказывал о своей жизни там. Константин Константинович, я понимаю свою ответственность. Возможно, до конца не понимаю риски, но Глеб говорил…
Она осеклась, загоняя ногти в ладонь.
– Константин Константинович, – в васильковом взгляде читалась отчаянная мольба, – Киен, он помог нам продвинуться с некоторыми ключевыми проектами по фейри. Вы же согласились на адаптацию Аргита…
– Зоя, – от обманчивой мягкости его голоса перехватило дыхание, – тебе стоило прийти ко мне сразу.
– Я хотела…
– И что же тебя остановило?
Глеб.
Но Зоя стиснула кулаки и тихо пробормотала:
– В мае он ушел обратно. В тот мир. Потом вернулся. И я решила, что смогу понять как открыть переход. Но если бы его изолировали, Киен перестал бы мне доверять. Я не хотела рисковать проектом. А сейчас… Я почти закончила. Киен и Аргит, они уйдут. Вы ведь этого хотели?
Начальник Управления Ноль всматривался в побледневшее лицо так, словно пытался разглядеть изнанку Зоиной души. Мерное кап-кап секунд тишины казалось пыткой. Молиться было глупо, плакать – бесполезно.
– Гаяне, – наконец, сказал Константин Константинович, поднимаясь, – побудь, пожалуйста, с Зоей.
Когда он вышел, Зоя стекла по спинке дивана. Закрыла дрожащими руками лицо. Мысли путались, как стеклышки в калейдоскопе.
– Зоя, – голос Гаяне раздался совсем рядом, – у тебя есть фото этого Киена?
– Не знаю, возможно, – она попыталась сфокусировать взгляд, сморгнуть с ресниц непрошенную влагу.
– А его фото с Глебом?
– 3-зачем?
– Зоя, – пальцы старшего инспектора сомкнулись на дрожащем запястье, – у тебя есть хоть что-то, что подтверждало бы вовлеченность Глеба в это дело? Фото?
Зоя покачала головой.
– Переписка?
Она задумалась, но движение все же повторила.
Зачем она спрашивает?
Что происходит?
И как они узнали обо всем?
– Зоя.
Гаяне смотрела… С жалостью?
– Послушай меня. Сим-карта, которой пользовался Киен, куплена на твое имя, квартира, где он жил, куплена на твое имя. Ни с кем, кроме тебя, он, по утверждению Никиты, не общался.
– Гаяне, я не понимаю…
– О, Праматерь, как же можно быть такой дурой?!
Глаза старшего инспектора полыхнули золотом.
– Тебя подставили, – зло процедила Гаяне. – Глеб. Тебя. Подставил.
Но…
Как?
Он же…
Ее любит.
Ведь любит же?!
Глава 47
Жирный, пахнущий дымом и мусором, голубь удивленно таращился на человека, повисшего на жестяном языке карниза. На одной руке. Вторая держала черный рюкзак.
Птица жила достаточно, чтобы знать – люди с этой стороны окна появляются редко. Чаще они поднимаются в скрипящих клетях, иногда вылетают, чтобы с хрустом удариться о бесплодную твердь асфальта.