Я на месте.
Отстучав сообщение, Серафима сменила песню в плейлисте и приготовилась ждать.
– Добрый день, Серафима Олеговна.
Голос подействовал не хуже взрывчатки. Серафима замерла, пытаясь поймать разлетевшиеся в момент мысли. И пока она медленно поворачивалась, чтобы убедиться: память не подвела, Глеб, мать его так, Урусов, взял ее за руку и накинул на запястье невзрачный кожаный шнурок.
Серафиму словно окунули в мгновенно застывший цемент.
Она хотела отдернуть руку, но мышцы отказались повиноваться.
Бесплодная попытка отступить. Ответить что-то. Закричать.
Тщетно.
Только глазные яблоки метались под недвижимыми веками.
– Не бойтесь, – улыбнулся Глеб, надевая ей на голову сувенирную, как у него, кепку с внушительным козырьком.
– Организм скоро адаптируется к поводку. Тихо поздоровайтесь со мной, Серафима.
«Да пошел ты!» – хотела крикнуть она, но губы выдали только:
– Добрый день, Глеб Сергеевич.
– Отлично. А теперь возьмите меня под руку, будто мы с вами старые приятели, и следуйте за мной.
Послушно, словно крыса под звуки зачарованной флейты, она обхватила рукав дешевого зеленого пуховика и пошла за начальником Первого отдела.
Он приказал улыбаться.
Она улыбалась так, что сводило скулы.
– Вы с ним спите? С Аргитом? – небрежно поинтересовался Глеб.
Никогда еще ей так не хотелось избить человека.
– Нет, – ее голос звучал пусто, выхолощено.
– Что ж, тогда понадеемся на чувство долга. Садитесь в машину, Серафима.
Он распахнул перед ней пассажирскую дверь серебристой «Лады».
Она села.
Мужчина быстро запрыгнул на водительское место.
– Закройте глаза.
И тьма накрыла город.
Серафима слышала, как чихнул мотор, различила позывные популярной радиостанции. Тело дернуло. Они начали движение.
Куда он ее везет? Что ему нужно? Почему…
Бешеные скачки истеричных белочек-мыслей прервал ставший за это время ненавистным голос:
– Отвечайте правду, Серафима. Вы знаете, где меч?
Нет!
– Да.
– Где меч, Серафима?
Откуда он… Нет, молчи, дура, молчи!
– в гараже.
– В каком гараже.
Спокойствие, с которым он задавал вопросы, говорило о немалой практике.
– в гараже Темы.
Пошевели большим пальцем, Серафима. Пошевели большим пальцем!
Но, похоже, это работало только в кино.
Она пыталась получить хоть какой-то отклик от ставшего внезапно чужим тела.
Чувствовала давление ремня безопасности и раскаленную каплю амулета на груди. Шнурок поводка, который, казалось, врос в кожу, и отрезвляющую прохладу браслета.
Сознание Серафимы отчаянно билось о возникшие из ниоткуда глухие стены, а тело продолжало послушно выдавать информацию.
– Как меч оказался у Аргита после ограбления?
– Он его позвал.
– Позвал? – в голосе Глеба послышалось недовольство. – Как?
– Я не знаю.
– Значит, Аргит может просто позвать меч, и тот к нему вернется?
– Да.
Он молчал. Долго.
И с каждой утекающей секундой кубики-мысли, подпрыгивая, выстраивались в слово.
И слово это было отнюдь не вечность Дура. Дура! ДУРА!
Но мысленные оплеухи, которые она себе щедро отвешивала, не помогали.
Они свернули, и еще раз, и еще.
Серафима пыталась считать повороты и светофоры, но скоро сбилась.
Глаза метались под бронированными пластинами век – она отчаянно искала выход из этой ситуации, но с каждым найденным ответом, понимала: завещание писать уже поздно.
Свидетелей такие, как Глеб, не оставляют.
Машина пошла медленнее, пока, наконец, не остановилась.
Если б только пошевелиться! У нее был бы шанс.
Если б только она могла пошевелиться.
Серафима уловила шуршание, скрежет пластика, далекое эхо гудков.
– Это я, – Глеб был отвратительно спокоен. – Где ты? Не сейчас, расскажу о ней при встрече. Я сброшу тебе адрес, выезжай немедленно, спрячься. Дождешься твоего знакомого и проводишь по моим меткам. Он придет. Я сказал, придет. И постарайся без глупостей, – Серафима различила стук сомкнувшихся челюстей и, кажется, скрип ногтя по коже. – От этого зависит ее безопасность.
Зашуршало опускаемое окно, бросая в салон пригоршню свежего воздуха и гул чьих-то голосов.