Вот пробежали зверьки помельче. За ними пошли крысы крупнее, матёрые самцы и беременные взрослые самки. На бегу они сталкивались, сплетались в кучки по трое, пятеро, десять, и вот уже по тоннелю катились бешено шевелящиеся клубки визжащих зверьков, сцепившихся крючьями проволок.
Несколько клубков, увеличиваясь по ходу движения в размерах, прокатились мимо застывших у стены людей.
Бряцанье и скрежет стали громче, звук приближался.
Фамус и Глен одновременно развернулись и бросились бежать.
В распределительной камере Фамус на секунду приостановился и взглянул назад. В тёмной дыре тоннеля показалась голова здоровенной твари. Туловища пока не было видно, но голова твари по размеру как раз вписалась в диаметр прохода.
Белесая, похожая на шлем, голова слепо поворачивалась, антенны-выросты дрожали. Выдвинулись тонкие, полупрозрачные, длинные ноги. По всей длине их покрывали острые, как пила, зазубрины.
Тварь выдвинулась ещё, и стало видно, что ног у неё много.
Фамус охнул, дёрнулся бежать, но Глен ухватил его за плечо.
Тоннель впереди перегораживали, как пробка, десяток столкнувшихся при бегстве крысиных клубков.
Ботаник поднял автомат, но Глен покачал головой, молча указал направление.
Они метнулись в соседнее ответвление. Позади слышался скрежет когтей по камню – тварь приближалась.
Крысы визжали оглушительно. Люди пробежали десяток метров и остановились – путь преграждала стальная решётка.
Толстые прутья, скреплённые поперечинами стальных полос, перегораживали тоннель сверху донизу. Между прутьями протиснулась бы разве что кошка.
Фамус замысловато выругался.
Глен глубоко вздохнул. Медленно повернулся. Лицо его заострилось.
- Пробьём засор или здесь? – коротко спросил он.
Фамус понял его с полуслова. Он побледнел до синевы.
- Постой.
Ботаник прижался спиной к решётке, поднял руки, прижал ладони к вискам. Напряжённые пальцы дрожали, под закрытыми глазами резко обозначились тёмные круги.
- Стой! – прошипел-прохрипел он, когда Глен поднял автомат. – Не двигайся! Молчи!
Боец замер. Они стояли молча и не дышали.
Вот заскрежетало уже совсем близко.
Высунулась белесая голова-шлем твари. С писком метались под её ногами не успевшие убежать одиночные крысы.
Потрескивал насыщенный электричеством воздух.
Гудение грозы наполняло всё пространство тоннеля, вибрировало в бетоне стен, дрожало в огнях живой плесени.
От дыры в тоннеле, где застряла масса сцепившихся в тесный ком крыс, тоже пошла своя, ответная дрожь.
Воздух стал нагреваться, от вибрирующего клубка повеяло теплом и невыносимой вонью мускуса и ржавого железа.
Люди стояли неподвижно. Их уже нельзя было отличить от стен, пола, кабелей под потолком, стальной решётки и плесени на бетоне. Неподвижность, холодное спокойствие и покой – больше ничто. Здесь ничего нет – шептала темнота тоннеля.
Белесая тварь остановилась. Повела в нерешительности головой. Слепой шлем хитинового покрытия оказался полупрозрачным. За ним виднелись тёмные комки атрофировавшихся глаз, нити и клубки нервов.
Качнулись антенны щупов, нога твари метнулась, так быстро, что человеческий глаз не в силах уследить, ткнулась в плотную массу крысиного клубка и подалась назад. На когте извивались, проткнутые насквозь, несколько крысиных тел.
Застучали когти длинных ног, тварь стала пятиться. Посыпались обломки бетона.
Пятясь задом, тварь уходила в глубину тоннеля.
Через пять минут, длившихся вечность, Глен неслышно выдохнул. Медленно, очень медленно повернул голову и взглянул на ботаника.
Фамус, бледный до синевы, стоял с закрытыми глазами. Руки его устало свесились по бокам.
«Уходим» - подтолкнул его Глен.
Только отойдя от развилки подальше, он спросил:
- Что это было, парень?
- Ничего, - хрипло сказал Фамус. – Ничего.
- Ничего – хорошее слово, - задумчиво произнёс Глен. – Точное.
- Умею я всех от себя отталкивать, - бросил ботаник. – Стрелки переводить. Я трус, понял? Натренировался. Нет меня, и всё.
- Отталкивать, значит. Боишься.
- Боюсь, - резко ответил Фамус. Его отпускало, бледность проходила, слова не держались внутри. – Боюсь всего. Что ранят, покалечат, боли боюсь - до ужаса. Боюсь, что спрошу, а мне ответят.