громкий, похожий на мычание коровы, бас Толстяка. - Боюсь, приятель, мне, как служителю святой церкви, такие не подойдут. Я ведь инквизитор, слуга богов, прежде всего. - Правда? - нищий задумался. - А ты хороший. Я сначала думал, ты, как прочие, злой, смеешься надо мной, над Джо, над нашей бедой смеешься, над Свеном. Но ты хороший. Помню вот, я однажды в грозу попал, а я тогда, как раз из эльфийского плена возвращался. Ох, сколько всего я в плену натерпелся. Голод, холод, пытки. Знаешь, что такое дыба? «Мне ли не знать» - сказал про себя Клаус и кивнул. - Страшно было. А я тогда картавил еще. Очень сильно картавил. Сейчас-то я и «рыба» говорю, и «рыцарь», и «инквизитор» осилю. А раньше ни в какой. Все у меня получалось «лыба», «лыцаль», да «инквизитол». Оно-то и понятно. Зубов у меня, почитай, как не было, так и нет. Так вот бегу я под дождем, ловя на бегу холодные капли. Я-то часов шесть бежал, с редкими перерывами, без перекусов. Горло в пути пересохло, потому и ловил. Все-таки присел я тогда отдохнуть. Присел рядом с высоченной одинокой осиной, и тут как громыхнет прям рядом со мной. И молния. В осину. У осины верхушка загорелась, а я с тех пор не картавлю. Нет худа без добра, как говорил мой дедушка. Инквизитор шумно зевнул, почесал реденькую бородку, после чего поправил черную широкополую шляпу на голове, купленную им за бесценок у местного портного, и снова зевнул. Дежурный стражник, сидевший под большим и мрачным портретом короля, напротив, очень заинтересовался рассказом нищего. Он отодвинул в сторону перо и чернила, снял с головы похожий на железную шляпу шлем и удобно облокотился на спинку стула. - И к чему ты это рассказал, приятель? - неожиданно спросил Клаус. - Хотя помню. Морковь. Дождь. Не забыл. - Брешет, - вмешался в разговор стражник. На лице Толстяка сразу после слов последнего появилась довольная улыбка, а его щеки смущенно заалели. - А тебе чего не нравится? - повернулся инквизитор к стражнику, и последний почувствовал неприятную и болезненно ощутимую дрожь в коленях. Затем из-за пытливого взгляда Клауса (так считал сам стражник) у него заболело в боку, начал чесаться давно забытый рубец на волосатой спине под лодыжкой и как-то предательски и совершенно не к месту пропал дар речи. - Я... просто, - начал поборовший страх стражник, делая перерывы между словами. - Он вам...это...того. Брешет. Из плена он... эльфийского не бежал никогда. Он мне недели две назад... говорил, что... очень хотел когда-нибудь... увидеть живого эльфа, а то... я цитирую... Он эльфа никогда не видел. Вот... враль он, ваше благородие. - Успокойся, - прервал его инквизитор. - Я на тебя не сержусь. Стражник облегченно вздохнул, и залетевший в комнату луч солнца согрел темный портрет короля. В этот же самый момент Толстяк поймал у себя на плече большую жирную муху и, простодушно улыбнувшись, кинул ее себе в рот. Клауса чуть не вывернуло наизнанку от отвращения. «Проклятье, - подумал он. - Этот мерзавец заставит меня вспомнить, что такое брезгливость». Толстяк между тем надул щеки и закатил глаза. Очки он снял, бережно закутав в шелковый платочек (тоже подарок инквизитора) и положил на свою широкую ладонь. Толстяк смотрел на очки с той нежной и пылкой любовью, с которой не каждая мать смотрит на своего ребенка. - Вы, господин, не обращайте на него внимания, - тихо, но так, чтобы нищий слышал, сказал стражником. - Он того. Как бы сказать, чтобы не обидеть. Придурок. Болезный. Месяц назад, вы уж простите, этот, боги помилуйте, чурбан нагишом стоял на крыше пекарни, да своей голой задницей горожан честных пугал. Держал небо, как он сказал, чтобы хлеб не раздавило, и люди от голода не помёрли. - Удержал? - обратился инквизитор к Толстяку. - Ну, так не помёрли. - И не поспоришь, - вздохнул Клаус и поинтересовался у стражника, когда его, наконец, сможет принять капитан. Дежурный нервно почесал усы и, нахлобучив на голову шлем, заверил инквизитора, что сейчас узнает. Он встал со стула и скрылся в кабинете капитана. Вернувшись, он, заметно побледневший и осунувшийся, сообщил, что капитан свободен и может принять Клауса прямо сейчас. Инквизитор, довольно улыбнувшись, кивнул и велел Толстяку ждать его здесь. В кабинете было холодно и пахло гнилой древесиной. Под нарисованной на большом куске пергамента картой за покрытым скопами желтых бумаг столом сидел низкий человечек с клинообразной бородкой и быстро бегающими глазками. Одет он был в ржавую кирасу поверх выцветшего камзола и железные колготы. Рядом с дверью стояли два рослых стражника, облаченных в стальные доспехи и мятые шлемы. Клаус приветливо кивнул сначала капитану, затем стражникам, после чего сел за стол на шаткий табурет. - Я капитан эргоской стражи Сарос, - пискнул человечек. - Что угодно инквизитору в моем городе? «Как же он походит на крысу, - пронеслось в голове у Клауса. - Готов поспорить сидеть ему неудобно. Мешает длинный и облезлый крысиный хвост». - Мое имя Клаус. Слуга святой церкви. В городе вашем, - инквизитор сделал издевательский акцент на последнем слове, - я проездом. Выполнял поручению Великого магистра в деревеньке по соседству. Парочка селян укрыла вора, поживившегося в сокровищницах церкви, пришлось помочь им осознать тяжесть их прегрешений. - А вора нашли? - Конечно. Однако он мертв. Споткнулся о камень, когда пытался от нас убежать, и перебил себе пару костей в шее о другой камень. - А селяне? - Груз прегрешений оказался слишком тяжел. Они утонули в речке неподалеку от их деревни. Но я пришел к вам по другому поводу. Вы, верно, знаете, что пришел я к вам не один? После этих слов Сарос довольно улыбнулся, как бы говоря «конечно, знаю», затем кивнул и попросил Клауса продолжать. - Так вот пришел я к вам по просьбе моему приятеля, у него случилось несчастье. Друг пропал. Старый Свен. Может, слышали? Замечательно, что слышали. Дело вот в чем. Используя данные мне святой церковью полномочия, я провел свое собственное расследование, ходе которого выяснил, что следы пропащего старика ведут в городскую арену. - Интересно, каким образом ты это выяснил. Наверняка ваши инквизиторские штучки. А еще интересней, почему инквизитору не плевать на нищего? Или, быть может, ты задумался о душе? «Не спеши, облезлая крыса", - подумал Клаус, а вслух сказал: - Сейчас все объясню. На нищего мне плевать, как плевать и на вторую заплывшую жиром тушу, что сидит сейчас в приемной. Проблема в том, что с недавнего времени мой орден столкнулся с непонятной и странной по своей природе проблеме. Во всем Азароне, во всех городах и деревнях пропадают нищие. Вы сейчас снова подумали, а в чем собственно проблема? Пропадают и пропадают. Не все ли равно? Было бы все равно, однако пропажи нищих приняли по-настоящему страшный объем. По всему королевству стражники жалуются на сотни, тысячи просьб бездомных найти их товарищей. Возможно, мой орден делает из комара корову, но слишком часто и в слишком больших объемах пропадают нищие. Великий инквизитор получил нам разобраться в этой проблеме, и я не собираюсь упускать шанс выполнить его волю, пусть даже пропажа старика и просто случайность. В конце концов, помощь ближнему - моя святая обязанность. - А причем здесь арена? - Два дня назад одна из работниц Папеньки, пусть ее имя останется тайной, по долгу своей службы находилась на правом берегу лесного пруда чуть восточнее городских ворот. Притаившись в кустах, она увидела на противоположном берегу телегу и двух человек. Между ними вскоре разгорелась ссора. Один из них, молодой юноша, был знаком нашей героине. - Имя юноши? - Феокл. - Знаю его. Отличный паренек. Племянник Феофана, моего хорошего друга. А что собственно девчонка забыла в кустах ночью? «Тупоголовый кретин, - мысленно выругался инквизитор. - Действительно, что она могла забыть ночью при учете её весьма деликатной профессии? Не важно. Дело в том, что юноша, племянник вашего хорошего друга, в тот день сбросил в воду пять мешков, в которых, по мнению леди, точно были люди. А если вспомнить, что эта же леди видела, как Старого Свена избивают люди ланисты три дня до этого, а пять дней до этого он оказался должен брату ланисты, то картина обрисовывается сама собой. Мне очень хочется поговорить с хозяином арены и провести в его кабинете обыск. Но я не могу это сделать без соответствующего разрешения подписанного вашей рукой, господин капитан. Капитан нахмурился и крестообразно сложил руки на груди. Он, несколько раз скрипнув зубами от злости, пристально посмотрел инквизитору прямо в глаза и изобразил на лице некое подобие любезной улыбки. «Надо отдать ему должное, - подумал Клаус. - По лицу видно, хочет меня разорвать, но держится. Не дурак». Тут же инквизитор услышал быстрые и грузные шаги за спиной, а затем почувствовал, как сначала падает с шаткого табурета, который он мысленно проклинал на протяжении всего разговора с капитаном, после чего ощутил, как грубый мысок тяжелого кожаного сапога врезается ему прямо в живот. Клаус согнулся от жуткой боли, попытался поймать ртом хоть немного воздуха, после чего почувствовал очередной удар - на этот раз в область груди. Новый удар заставил инквизитора снова согнуться и ощутить звон в ушах. Голова страшно болела и кружилась, но несмотря на это Клаус смог рассмотреть нападавших. Это были те самые стражники-громилы, что стояли у входа на протяжении всего его разговора с капитаном. Последний выглядел очень радос