Услышав скрип двери, человек, смахивающий из-за множества морщинок и трещинок на обезьяну, сморщил в недовольной гримасе лицо и лениво выругался. Он без особого желания поднялся и, не открывая застеленных пьяной пеленой глаз, зычным голосом произнес:
- Долг я тебе не отдам, пошел вон, дрянь инквизиторская!
- Гност, неужели не узнаешь старых друзей? - усмехнулся Клаус.
Хриплый голос инквизитора подействовал на человека отрезвляюще. Он (хоть и с трудом) зашевелил тяжелыми веками, уставился мутным взглядом на Клауса и замер, словно статуя. Немая сцена продолжалась чуть более минуты, после чего человек всплеснул руками и начал в спешке надевать валяющиеся рядом бежевого цвета штаны.
- Клаус, чтоб мне не родиться, - захохотал он и, нарушая все мыслимые и немыслимые правила столичного этикета, крепко обнял инквизитора.
Гност - был талантливым алхимиком, еще в молодости завербованным Святой инквизицией. Тогда он представлял собой миловидного и стройного юношу, с едва пробивающейся растительностью над верхней губой, с алым румянцем на щеках и игривыми огоньками в глазах - настоящий волк, готовый служить церкви и словом, и делом. Сейчас же Гност походил скорее на упитанную и уставшую от жизни собаку, уже бесполезную, но привычную.
«Если алкоголь - болезнь, Гност болен» - так описывал Клаус алхимика, и по совместительству человека, которому полностью и всецело доверял. Про себя Гност говорил так: «Брюхо, морщины, да пьяная рожа - не мужчина, а мечта».
- И сколько ты так лежал? - вырываясь из крепких объятий друга, спросил Клаус, и сел на табурет, предварительно скинув с него ворох исписанных кривым почерком листов. «Женской руки здесь не было, - любуясь царившим вокруг беспорядком, заметил про себя инквизитор. - Не было и не будет».
Алхимик усмехнулся, после чего с грустью посмотрел на пустую бутылку, сел напротив Клауса на резной стул и, на мгновенье задумавшись, сказал:
- Наверное, сутки. Но ты не думай, что я тут без тебя совсем спился. Нет, напротив. В хмельном угаре я был исключительно ради научного интереса. Магистр нашего ордена, старина Люциус, будь он не ладен, купил себе виноградник и угостил меня парочкой бутылочек домашнего вина. Вот я и решил экспериментальным путем выяснить, как влияет его алкоголь на организм.
- И как влияет?
- Благотворно, хочу заметить. Спал, как младенец у маминой груди. Правда голова болит, словно под пресс ее засунул. Кстати, - алхимик вскочил со стула и схватил с одной из полок наполненную мутной жидкостью стеклянную склянку. - Вот смотри, что я приготовил. Прекрасный образец хмельного напитка собственного приготовления. Эффект просто волшебный. Хлебнешь?
Инквизитор отрицательно покачал головой.
«Значит, Люциус успел приобрести виноградник. Интересно, с каких средств? - подумал Клаус. - Видать старик опять за старое взялся. Раньше хоть немного совести было. Если взятки и брал, то чуть-чуть, аккуратно».
В это мгновение Гност сделал пару глотков из склянки, затем схватился за живот, после чего его вырвало прямо на пол. Без особой брезгливости бросив философский взгляд на вышедшую из него желчь, алхимик заметил:
- Склянки перепутал. Кстати, чуть не забыл сказать тебе. Ты, верно, не знаешь. Люциус за время твоего отсутствия копыта отбросил. У себя в усадьбе. Я сделал вскрытие. Все чисто. Ни яда, ни магического воздействия. Давно пора. Из него еще года два назад песок начал сыпаться.
Инквизитор после слов Гноста расцвел. Его бледное лицо вмиг радостно покраснело. Голова загудела. Хмурое настроение в одно мгновение сменилось привычным жизнелюбием. Где-то в груди что-то осело приятной тяжестью. Клаус прислушался к бушующему внутри него жару и радостно улыбнулся. В полумраке алхимического кабинета казалось, что инквизитор даже помолодел. Еще бы! Ведь совсем рядом, буквально в нескольких шагах осиротело кресло магистра ордена, а кто как не Клаус был способен на него сесть с его-то энергией и умом.
- Голосование за нового магистра через три дня, - вывел инквизитора из приятных размышлений алхимик. - Будешь свою кандидатуру выдвигать?
- Само собой, сам посуди, конкурентов у меня нет. Я уже сейчас могу назвать своих будущих противников. Их будет двое. Во-первых, старая развалина Френсис, участие которого в выборах носит скорее символическое значение. Старику пошел седьмой десяток. Ему не инквизиторами руководить, а нянчить правнуков следует.
И это была абсолютная правда. Верховный викарий Френсис, старик с болезненно желтым морщинистым лицом, уже который год страдал от радикулита, подагры и старческого маразма. Местные жители до сих пор наверняка помнят случай, когда темной ночью викарий взобрался на шпиль высокой сторожевой башни и кукарекал петухом до рассвета.