– Пожалуйста, Эдуард Филиппович, попросите директора, чтобы Эмму не усыпляли, а разрешили мне за нею немножко поухаживать. Может, её удастся спасти?
– Как ты будешь с нею общаться? – сочувственно посмотрел на Наталью шпрех. – Она же злая, как плохая жена! Никого к себе не подпускает.
– Вы только попросите, чтоб разрешил, а я постараюсь!
Вернулся Принц минут через пять улыбающийся и поманил Наташу.
– Разрешил. Дал две недели. Не будет улучшения – не обессудь!
Вообще-то Наталья Романова совершенно не представляла себе, как обращаются с обезьянами, но решила, что раз они так похожи на людей… Для начала она попросила служителей убрать клетку со сквозняка. Эмму, которая уже почти не двигалась, приподняли, положили под неё набитый соломой старый матрасик – его где-то разыскала Анечка Труцци – и укрыли старым шерстяным свитером Саши Романова. На другой день Наташа принесла под пальто бутылочку ещё горячего молока и решительно вошла в клетку к Эмме. У больной обезьяны хватило сил лишь на слабое шипение. Молодая женщина положила руку ей на голову и почувствовала, как Эмма напряглась будто в ожидании. Чего? Кнута? Вот оно что! Шимпанзе просто никогда не видела от человека ласки. Наташа поднесла к её морде бутылочку.
– Пей, глупенькая! Ты должна выздороветь!
Эмма шевельнула ушами: как, ей предлагают лакомство, которое она ещё не заработала?
– Пей!
Эмма опять шевельнула ушами, пытаясь в речи человека уловить нотки приказа или раздражения, и несмело открыла рот…
Улучшение наступило незаметно. Наташа увидела в один из дней, что Эмма уже не дрожит и в клетке лежит не скрючившись, а как бы угнездившись. Она ещё вздрагивала, когда Наташа гладила её, но укусить не пыталась. Однажды по настоянию Романовой Эмму осмотрел ветеринар, нашел некоторое улучшение и сделал укол, но вовсе не тот, который заказывали Бутманы…
Отдельной грим-уборной у Наташи не было: всем участникам аттракциона досталась одна большая комната, которую молодые артисты разделили ширмой на мужскую и женскую половины. Как-то, переодеваясь перед репетицией, Наташа пожаловалась подругам, что у Эммы никак не проходит кашель. На другой день с мужской половины послышалось условное "тук-тук", и в символическую дверь просунулась рука с каким-то пузырьком.
– Что это? – поинтересовалась Наташа.
– Настойка от кашля. Бабушка делает, – пояснил Станислав, – на травах. Мне помогает.
– А чем ты от обезьяны отличаешься? – неуклюже пошутил Федор Красавин. – Значит, и Эмме поможет!
За ширмой раздался шлепок.
– Я тебя научу уважать начальство!
Как более опытного акробата артисты единогласно выбрали руководителем аттракциона Станислава.
– Я забыл предупредить, – раздался немного погодя его голос, – бабушка травы на водке настаивает.
– Спасибо! – Наташа быстро оделась и побежала поить Эмму настойкой.
К её удивлению, Эмма, понюхав лекарство, не только охотно выпила его, но даже облизала ложку и подняла голову, ожидая добавки.
– Нельзя этого пить много, – сказала начинающая укротительница, закручивая пробку, – ещё опьянеешь.
Она представить не могла, что Бутманы "для куражу" иной раз поили Эмму водкой и покатывались со смеху, наблюдая за её кренделями. Правда, однажды они, видимо, передозировали алкоголь: обезьяна пришла в неистово-злобное состояние и кинулась на хозяина – герра Макса, разодрав в клочья выходную куртку и расцарапав до крови. Свои забавы Бутманы всё же не прекратили, но держались настороже и не иначе, как с бичом в руках…
То ли помогло снадобье бабушки Закревской, то ли забота и участие Наташи, а скорее, то и другое вместе, но в один прекрасный момент Эмма, выпив очередную ложку настойки, поднялась, отошла в глубь клетки и стала на передние лапы в стойку. Потом подпрыгнула и кувыркнулась в воздухе.
– Ах ты, моя умница! – растрогалась Наташа.
Обезьяна подошла к ней и ткнулась головой в руку: мол, погладь! И когда Наташа погладила её, шимпанзе не вздрогнула, как обычно, а с видимым удовольствием прижалась к своей спасительнице. Та была счастлива до слез.
– И что ты теперь с Эммой будешь делать? – услышала она голос подошедшего шпреха.
– Я об этом не думала, Эдуард Филиппович!
– А надо подумать. Эмма должна работать: она артистка, а в цирке дармоедов нет.
– Вы хотите, чтобы я стала дрессировщицей?!
– Ну а почему нет? Сумела же ты укротить эту злючку?
Молодая артистка остолбенело взглянула на Принца.
– Я и не собиралась специально её укрощать. Просто мне стало жалко обезьяну, как любой из нас пожалел бы больного ребёнка.