Вероятно, в других обстоятельствах я никогда бы не совершил столь безрассудный поступок. Но мной руководило стремление проучить Генриха. Я был пьян этим злым чувством.
- Что вы собираетесь делать? - закричал Ковалев, когда я, раздавив предохранительную вставку, соединил обе ступени фордрайва впараллель и потянулся к сенсору аварийного импульса.
- Сейчас увидите, - процедил я с презрением.
Но мы не увидели ничего. Даже звезд! И я не сразу понял, что так буднично, без грохота и перегрузок, мигания сигнальных ламп и тревожного рева зуммера, произошла самая страшная катастрофа, которая только могла с нами случиться. Хваленый спейсроллер не выдержал сверхнагрузки. Он вошел в свертку, но... так и не вышел из нее!
Я был готов к тому, что нас вынесет к черту на рога, выбросит из Солнечной системы. Тогда как в старинной песне: "Будет буря, мы поспорим и поборемся мы с ней!" Мы же попросту выпали из пространства. Нас заклинило между витками пространственной спирали, и чем это кончится - неизвестно...
Спейсроллер окружала мутная пелена, словно мы очутились внутри гигантского бельма, закрывшего от нас видимый мир. В довершение всего счетчик энергоресурса стоял на нуле...
Я думал, Генрих меня возненавидит. Но он посмотрел мне в глаза с прежним выражением грустного превосходства и негромко спросил:
- Что будем делать?
- Загорать, - по инерции огрызнулся я.
- Это конец?
- Струсили?
- Теперь уже поздно трусить...
Все-таки загадочная штука - человеческая психика! Предчувствие опасности переносится труднее, чем сама опасность. Давно ли Ковалев паниковал без достаточных причин? А сейчас я был готов позавидовать его хладнокровию! Или это не хладнокровие, а рабская покорность судьбе? Не похоже...
Мое предубеждение таяло. И, напротив, нарастало недовольство собой. Какое я имел право рисковать чужой жизнью? Свертка опасна. Но в ней ключ к дальним галактикам. И мы прокладываем туда дорогу. Да, прогресс запретить нельзя, как невозможно и лишить энтузиастов права на подвиг. Но это право не следует и навязывать.
- Я виноват перед вами, Генрих Данилович! Простите меня!
- Чего уж там... Я тоже вел себя гм-м... не лучшим образом. Подумайте, как выбраться из западни.
- Я уж и так...
- Чудненько!
Удивительное дело, это "чудненько", над которым я мысленно издевался, сейчас подействовало на меня успокаивающе. И я начал рассудочно взвешивать "плюсы" и "минусы" нашего положения. Увы, минусов было неизмеримо больше...
Непонятный паралич постиг измерительные приборы. Я не мог даже приблизительно судить о наших координатах, если о них вообще имело смысл говорить...
Но потом меня осенило. Если энергетические ресурсы исчерпаны, то часть их пошла на пространственный скачок, а остальное на свертывание пространства в замкнутый кокон. Теоретики предсказывали возможность такого явления, но на практике оно обнаружено впервые. Мы - первооткрыватели!
Я поделился новостью с Генрихом.
- Вот узнают ли о вашем открытии... - покачал он головой.
- О нашем открытии! - поправил я.
Природа наградила меня отменной памятью, и мне удалось восстановить уравнение энергии, потребной для образования "кокона". Но я не мог воспользоваться компьютером - он бездействовал.
Пришлось складывать столбиком многозначные числа, извлекать корни, брать интегралы. Хорошо, что я никогда не полагался на пресловутую компьютерную грамотность, а по старинке тренировал мозг!
Результат оказался настолько неожиданным, что я несколько раз повторил выкладки. Получалось, будто энергетические затраты на "кокон" в точности равняются имевшемуся перед сверткой запасу энергии. А это могло означать лишь одно...
- Если не принимать во внимание принцип дуальности, - сказал я Ковалеву, - то мы по-прежнему на траверзе Паллады.
- А если принять?
- Тогда и находимся там, и не находимся.
- Не понимаю. Как можно...
- И не поймете! Надо было физику учить, а не...
- Вы хотите меня... - начал Генрих, но, не договорив, махнул рукой и смущенно рассмеялся. - Конечно, надо было. И много чего! А то жил себе растительной жизнью, день ото дня не отличишь. Смотрю на вас и думаю: вот как нужно - с огоньком божьим, со страстью! Завидовал вам, пытался подражать. Оттого и космотуризмом занялся, и в свертку напросился. Только ничего у меня не получилось. Не зря вы меня презирали!
Я был тронут его исповедью.
- Вы не правы, Генрих Данилович! Ведь сумели же переломить себя. Не знаю, смог ли бы я так, если бы у меня было что терять...
Ковалев молча протянул мне руку. На этот раз я не спешил высвободить пальцы.
- Ну и чудненько, - вздохнув, сказал Генрих.
Мы бессильны что-либо сделать. И я не знаю, спасут ли нас. Хотя верю в это: пространственную аномалию не могли не заметить. Но вот о чем я сейчас думаю. При всем случившемся мы не только не утратили человеческого достоинства, но как бы заново обрели его. Словно кто-то высветил наши души всеочищающими лучами. И этот "кто-то" - мы сами.
Мы оба уже не сможем быть другими. Мы познали величайшее откровение: жизнь прекрасна!