— М-м, Галюсик, — чуть не забыла мама.
— Да?
— Скажи, пожалуйста, Ирине Вячеславовне, что бойлер включился
. — А что такое боуллер?
— Это не важно. Просто скажи.
— Хорошо. Здравствуйте, — Галина робко стала у порога. Справа от неё стоял электрочайник: было понятно, что он тёплый, даже если не прикасаться к нему. А на кровати, занятые какими-то бумагами, сидели вожатые. Они подняли на девочку взгляд. — Там боуллер включился.
— А, спасибо!
Этим «А, спасибо!» Ирина Вячеславовна осчастливила девочку так, как могла осчастливить её учительница, весь урок рассказывающая новую интересную тему.
Галина вернулась в номер. Точнее, сделала несколько шагов назад.
— Сказала? — спросила мама, хотя и так могла всё слышать.
— Да.
— Спасибо большое. Ты случайно кофе не хочешь?
— Хочу! А у нас такой же есть, как у них, да?
— Да.
И мама с дочерью, пользуясь свободными минутками, поставили электрочайник, взяли пакетики кофе с лесным орехом, сделали бутерброды. «Люкс» не был похож на номер в гостинице — скорее, на комнату общежития. Зато здесь было всё: кроме туалета и ванной ещё и холодильник. А что ещё нужно, как говорится, для счастливой жизни?
***
Ближе к вечеру ребята впервые вышли к морю. На каждом сидели шляпки или панамки, а кто оставался с неукрытой головой, посылался назад в корпус за головным убором. Вожатые и воспитатели, как на школьной экскурсии, пересчитывали детей, а те становились парами и держались за руки.
Взрослая — или почти взрослая — Галина спустя несколько лет начала писать о лагере, и первое пришедшее ей на ум предложение о море было таким: «Как осенью шуршат мокрые золотые листья, так и летом ощущается тёплый жёлтый песок». Девушка зачитала его маме, и та сказала: «Иди спать». (То же самое говорили Галине, если она вдруг начинала учить норвежский в два часа ночи или рассуждала, на какие планеты можно переселиться, когда из-за разогретого Солнца жизнь на Земле станет невозможной). Но почему сразу идти спать?! Может, и неправильно сравнивать лето с осенью, а листья с песком, но никуда не деться от одного и того же наслаждения природой, от лёгкости с налётом романтизма, от восторженного чувства, которое испытывает маленький человек, которому что-то попадается под ноги. Песок. Или листья. Или мяч, по которому нужно с силой, задав верную траекторию, ударить, постаравшись забить гол. Или... Да мало ли ещё примеров.
Сухой песок лежал сразу за воротами, находящимися на заднем дворе базы. Кое-где из-за тени или из-за пыли он был чуть серее, а где-то мешался с мелкой травой. За ним шли мокрый песок и пляж. Искушённый заграницами путешественник назвал бы пляж скучным: шезлонги, виднеющиеся вдали, явно принадлежали не ДОЛу, а под парой-тройкой пусть даже больших зонтов не спрятаться от жары более чем сотне человек. Но детям было интересно прийти просто к морю и песку, со своими подстилками и парео, со своей скромной бижютерией, перед заходом в море предусмотрительно убранной в сумки, не требуя взамен ничего кроме счастливых мгновений. И они были! Их было очень много.
Только вот сразу купаться санстанция, к сожалению, не разрешала. И чего они так решили? Море чистое, красивое, ласковое. Завораживающее. Погода хорошая... Уже настроились, а тут... Но ничего, выход нашёлся. Дожидаясь разрешения, ребята разделись и легли загорать.
Галина загорать не любила. ПРОСТО НЕНАВИДЕЛА. Под солнцем она становилась красной, как варёный рак, а не коричневой, и потом мучилась, прикладывая холодные компрессы на обожжённые места. В конце концов её кожа всё-таки приобретала нормальный загар, но Галина считала, что игра не стоит свеч, и с удовольствием оставалась бледной леди. Вот и сейчас девочка, укрывшись парео, села на подстилку, со скукой посмотрела на игривые волны, поводила сначала по своим полным ногам, затем по песку сухими пальцами и нащупала ракушку. Потом ещё одну. Таких ракушек, оказывается, тут было много. Маленьких. Некрасивых. Бесцветных. Потрескавшихся. Галина взяла ракушку, которую нащупала, всё-таки рассмотрела её и тут же потеряла к ней интерес. Найти хотя бы перламутровую! А эта вообще как речная... Никакая...
— А ножки можно помочить? — поинтересовалась девочка.
— Пока санстанция не разрешает, — с сожалением отметила мама.
Галина загрустила, с завистью глядя на Виту, Алину и Марианну. Им нравилось загорать, а ей нет. Даже Диме Клименко, чьи волосы и кожа были ещё светлее Галининых, с удовольствием резвился в солнечных лучах. В отличии от девочек, он не прикрывался накидкой и сверкал смешными сине-жёлтыми плавками: их левая сторона была покрашена так, а правая иначе. Когда-то в мебельном Галина видела диван с такой же раскраской.