***
Чудачка Галина удивилась, когда поезд остановился. Она-то думала, что он будет ехать в Одессу без остановок. А мама объяснила, что и поезда, и электрички обязательно делают много остановок, разъяснила, зачем. — Поняла. А я думала... — влекомая Полтавой, не договорила Галина. Маленький мир Солониной окружили стоящие на соседних колеях предлинные товарняки. Высокие пышные дубы и лысоватые, пыльные от поездов тополя заняли особое место в сердце. Небольшие и культурные города, с мелкими насаждениями и низкими зданиями, где уважают родной язык и особенно берегут книги, такие города, как Полтава, вполне могли привлечь романтичную тихоню. Высоко-высоко над Полтавой июньский ветер разбросал лёгкие чисто белые облака — возможно, самую скучную для описаний в художественных текстах деталь природы. Но чем дольше рассматриваешь облака и чем выше задираешь голову, тем отрадней становится на душе и просто, безбедно — на сердце. Тут Галина ощутила ранее знакомый толчок и тихий-тихий поначалу стук колёс, напоминающий исполнение музыкального произведения, когда к одному инструменту плавно добавляется другой, затем — третий, пока не зазвучит цельная, наполненная всевозможными прекрасными звуками мелодия. За окном замелькала сочная, кое-где вытоптанная трава. Время от времени не так далеко проходили по-простому одетые люди с бидонами или козами на поводках. Пусть поезд пролетал быстро, Галина успевала заметить, какая коза белая, какая — тёмная, почти однородная, а какая — пятнистая, словно далматин; у какой козы свисает полное вымя: непонятно, как она, бедная, вообще идёт и почему её ещё не подоили. После Полтавы шёл Кременчуг. По пути к нему время от времени бросались в глаза воды Псёла. Отплески памяти об этих городах цветным полотном ложатся в душу, тепло раня её.
***
Под вечер поезд надолго остановился в одном из крупных городов. Создалось впечатление, что он собирается спать вместе с пассажирами, а не ехать дальше. А может, только Ярило устал ездить по колеснице. Что ж, богов можно понять. Как бы ни пел Цой «раз уж Солнцу вставать не лень, и для нас, значит, ерунда», с вечера Солнцу нужен отдых. Последние красные, розовые и рыжие краски осветили небеса перед тем, как наполнить их ледяным иссиня-фиолетовым цветом, густеющем над землёй. В конце концов поезд двинулся дальше. И не было вокруг никаких других звуков, кроме мирного тарахтения колёс и редкого поскрипывания проводов.
Глава 2. Что за странная свобода!
— Кировоград, — прошептала Галина. Чёрная Юлина голова была повёрнута к окну. Расслабленное Настино лицо — к проходу. Обе девушки до шей натянули тонкие белые простыни, зеленеющие от тусклого света. Кто-то, не просыпаясь, тяжело засопел, заукал, как младенец, и Галинина мама выглянула проверить девочку или мальчика: всё в порядке. Тут же кто-то всхрапнул.
— Как мишка, — тихонько засмеялась Галина.
Шутка была её маленькой хитростью: мама обратит внимание на смех дочери, а не на то, что дочь так поздно не спит. Но хитрость не прошла. Мама взглянула на взятые из дому стоячие розовые часы с простенькими чёрными стрелками.
— Галина, два часа ночи.
— Я знаю, — зевнула девочка, впялившись в окно, как в экран телевизора. С «экрана» в её сторону светило столько ярких белых фонарей, сколько не бывает даже на харьковских площадях. Может быть, вместо Кировограда Солонины проезжали Лас-Вегас? К иллюзии не хватало лишь казино.
— Чего ты не спишь?
— Трясёт.
— Ну сейчас же не трясёт.
Поезд тем временем стоял и стоял.
— Ну... Я всё равно не могу заснуть. Объяснять для мамы не пришлось. Виктория Николаевна прекрасно знала, что сложно заснуть на новом месте, а вдвойне сложней заснуть в поезде. Вместо бессмысленных просьб она предложила Галине чай и печенье, даже не пошутив, что на ночь жрать вредно.