Помощница начальницы лагеря остановилась у круга на Пироговской, и отряды сразу поняли, на чём поедут. Отражая листву, небеса и кусочки троллейбусных проводов в стекле чистых, высоко вставленных окон, блестя на солнце, рядом с друг другом стояли два больших автобуса — красный и синий. Их большие чёрные колёса пахли резиной, радуя детей, которые радуются всему на свете, в то же время удушая сильнее бегущих по Среднефонтанской автомобилей: будь Одесса хоть тысячу раз портовым городом, её архитектурно великолепные улицы насыщены не морским бризом, а пылью, резиной и выхлопными газами. Больше всего, пожалуй, от этого страдают пассажиры авто, застрявших в пробках, но никто из лагеря, включая взрослых, на тот момент о такой проблеме не знал.
Помощница начальницы скоро поговорила с водителями. Там и тут начались объяснения, команды, просьбы, обращения по имени. Открылись маленькие дверцы посередине автобусов, и ребята разместили багаж.
Прошло десять или пятнадцать минут, прежде чем отряды запустили в автобусы. Ах, каких мечтаний, каких любований городским пейзажем и какой нетерпимости стоили эти минуты! В каждом рождались какие-то новые чувства: дружба, любовь... Всё то, что иной взрослый по годам человек назвал бы новизной, интересом, опытом, по-канцелярски приятельскими отношениями, каким-то там времяпрепровождением (я уверена, на эти темы существуют бездушные диссертации с прикреплёнными ссылками на книги по психологии), но только не дружбой и любовью, как будто по-настоящему дружить и любить возможно только после восемнадцати, двадцати или тридцати лет, если не на закате дней... Каждый из ребят проходил со своим новым чувством мимо водителя и садился на одно из тёплых, нагретых солнцем мест.
Галина бухнулась у окна и стала смотреть в него ещё до отправления. А её мама прошла в конец, чтобы видеть всех ребят: послушные, добрые, славные, в любой момент они могли поставить миниатюру по мультфильму «Осторожно, обезьянки!» И тогда де-е-ержись!
***
Синий автобус, где в основном сидели малыши (вот с кем мороки ещё больше), двинулся в путь. Водитель красного автобуса, в котором находился первый отряд, завёл транспорт, и тот, «пыхнув» и качнувшись, поехал в Затоку.
Галина не отлипала от окна, пока за ним тянулась вереница новых для неё, а на вид — родом из прошлого столетия, уютных домов. Её взора коснулись магазины, названия которых было бы сложно вспомнить спустя годы, когда на их месте, как грибы, выросли «АТБ-маркеты» и «Comfy». Она увидела пустоши и мелкие застройки типа пары гаражей или киосков, не подозревавших о том, как через десять лет их снесут ради новостроек с самой видной в обозрении, с самыми большими буквами, рекламой: «Квартиры — офисы — паркинг — магазины» красным шрифтом; а ниже синим: «в строящихся и не сданных домах». Нет, нет! Нет ничего плохого в том, что взамен одним супермаркетам возникают другие, да и товар в общем и в целом остаётся высокого качества, как бы ни хотелось порой позвать ревизора. Нет ничего плохого в том, что появляются новые дома. Но это также значит, что всё меняется, что вместе с новыми постройками появляются новые люди. А что со старыми? Старые умирают... Ну а дети, бывшие одиннадцатилетками, вырастают, навсегда расстаются с детством, порой забывая хранить драгоценные ранние воспоминания, обзаводятся своими семьями, детьми, и вот уже их новым детям год... два... три... не заметишь, как и им будет одиннадцать, как и они запечалятся, что вместо «АТБ» и «Comfy» повсюду стоят другие супермаркеты — те, чьи логотипы ещё не нарисованы и даже не придуманы.
Взрослому человеку легче справиться со многими проблемами, из-за которых он бы просто встал и начал реветь в детстве, но одной проблеме его силы уступают — страху потери. Тот нет-нет да и напомнит: у тебя уже всё было; было, прошло и больше никогда не вернётся; ты больше не ребёнок. Эти чувства незнакомы как раз-таки ребёнку, в чьём мире пока что все деревья большие, нет ни подгнивших, ни зарубленных; трава вся зелёная, и не встречается ни пересохшей, ни скошенной, ни грязной; а дороги бесконечно широкие, бесконечно длинные, бесконечно ведущие вдаль... Только прямо.
Жаль, Алина говорила с Марианной и почти не обращала внимания на Галину. То есть слово «почти» было додумано девочкой. Не обращала. Так оно и было. Красавица, похожая на Юлию Такшину, которая замелькает на экранах меньше, чем через три месяца. Или на Кэтрин Зета-Джонс. (Актрисы сами похожи друг на друга). С той же фигурой. С теми же тёмными, волнистыми волосами. Со стервозным, но не столько мудрым, сколько клубным лицом. Было понятно, что девушка любит и потусоваться, и попить, и покурить, и... Последнего детскими мыслями не озвучивалось, но сполна понималось. Нет... Галине никогда не стать такой же, как Алина, и никогда по-настоящему не заинтересовать её. К сожалению, никогда... И если бы хоть кто-то из взрослых мог понять, что желание быть как Алина вовсе не означало желание пить и курить. Если бы!.. — Ну что, как тебе в автобусе? Вите Селютиной не было всё равно на чувства Галины, на её радость от поездки и внутреннюю, не ясную наблюдателю грусть. Настолько не всё равно, что она, вежливо попросив, поменялась с кем-то местами и села рядом с новой подругой.