А. А. Дельвиг — Пушкину
Первая половина января (?) 1827.
Из Петербурга в Москву.
<…> По желанию твоему препровождаю к тебе все наличные деньги, остававшиеся у меня от продажи двух книг твоих. Для ясности счетов не лишним нахожу показать тебе общие итоги прихода и расхода денег твоих.
Из поступивших в действительную продажу 2356 экз. 1 главы «Евгения Онегина» остается в лавке Оленина только 750 экз., т. е. на 3000 рублей, а прочие 1606 экз. уже проданы и за них получены деньги сполна 6977 руб.
Из 1130 экз. «Стихотворений Александра Пушкина», поступивших в действительную продажу, ни одного уже не осталось, и за них получены деньги сполна 8040 руб.
Следственно, общий приход твоих денег был 15 017 руб.
После отправленных мною к тебе в Опочку 19 ноября прошлого года 1000 руб. (где приложен был и счет всех расходов) я не сделал новых издержек, кроме 38 р. 20 коп., процентных и весовых денег на почту. Сложность всех расходов, по присоединении сих денег к 9893 р. 80 коп. (тогдашнему итогу издержек), теперь простирается до 9932 руб.
Таким образом, остаточная у меня сумма твоих денег должна бы состоять из 5085 руб. Но так как от Дельвига я не получил еще данных ему в долг твоих денег 2200 рублей, то действительный остаток у меня состоит теперь только из 2885 руб., которые и отправляю к тебе. <…>
П. А. Плетнев — Пушкину.
18 января 1827. Из Петербурга в Москву.
Милостивый государь Александр Сергеевич!
Барон Дельвиг, которого я вовсе не имею чести знать, препроводил ко мне пять сочинений Ваших: я не могу скрыть вам крайнего моего удивления, что вы избрали посредника в сношениях со мною, основанных на высочайшем соизволении.
Я возвратил сочинения ваши г. Дельвигу и поспешаю вас уведомить, что я представлял оные государю императору.
Произведения сии, из коих одно даже одобрено уже цензурою, не заключают в себе ничего противного цензурным правилам. Позвольте мне одно только примечание: Заглавные буквы друзей в пиесе 19-е Октября не могут ли подать повода к неблагоприятным для вас собственно заключениям? — это предоставляю вашему рассуждению.
А. X. Бенкендорф — Пушкину.
4 марта 1827. Из Петербурга в Москву.
Милостивый государь Александр Христофорович.
Стихотворения, доставленные бароном Дельвигом Вашему превосходительству, давно не находились у меня: они мною были отданы ему для альманаха «Северные цветы» и должны были быть напечатаны в начале нынешнего года. Вследствие высочайшей воли я остановил их напечатание и предписал барону Дельвигу прежде всего предоставить оные Вашему превосходительству.
Чувствительно благодарю Вас за доброжелательное замечание касательно пиесы: «19 октября». Непременно напишу барону Дельвигу, чтоб заглавные буквы имен — и вообще всё, что может подать повод к невыгодным для меня заключениям и толкованиям, было им исключено.
Медлительность моего ответа происходит оттого, что последнее письмо, которое удостоился я получить от Вашего превосходительства, ошибкою было адресовано во Псков.
С чувством глубочайшего почтения и сердечной преданности, честь имею быть,
милостивый государь,
Вашего превосходительства
всепокорнейший слуга
Александр Пушкин.
22 марта 1827.
Москва.
Пушкин — А. X. Бенкендорфу.
22 марта 1827. Из Москвы в Петербург.
<…> О поэте Пушкине, сколько краткость времени позволила мне сделать разведании, — он принят во всех домах хорошо и, как кажется, не столько теперь занимается стихами, как карточной игрой и променял Музу на Муху, которая теперь из всех игр в большой моде.
А. А. Волков — А. X. Бенкендорфу.
5 марта 1827. Из Москвы в Петербург.
ДЕЛО ОБ ЭЛЕГИИ «АНДРЕЙ ШЕНЬЕ» (№№ 44–50)
Генерал-адъютант Бенкендорф, сожалея, что не мог быть у вашего превосходительства по причине крайнего недостатка времени и предстоящих маневров, покорнейше просит сообщить ему по предмету препровожденных к нему стихов Пушкина следующие сведения:
1-е. Какой это Пушкин тот ли самый, который живет в Пскове, известный сочинитель вольных стихов.