Жизнь
И не то чтобы надо, не вслепую, не то чтобы вскользь,
но ответного шага дожидаться пришлось бы всерьез.
Размахнувшись, мы били. Расплевавшись, стирая клыки -
с той, с которою жили - от зимы до зимы, от реки до реки.
Понимаешь, мне надо, чтобы все это было легко,
чтоб ответного взгляда по лицу пробегало тепло.
Только с ней невозможно - то ей в лом, то ей в вкривь, то ей вкось,
с недотрогой жестокой - той, под именем жизнь.
И мы били наотмашь - я, она, снова я и она.
Этой странной любовью подкрепляя огни, прожигая года.
Этой дикой игрою - до икоты сыты и пусты.
И сдаемся без боя - жизнь и я, я и ты, я и ты…
Без любви
Ты даешь ей деньги в такси – не со зла, а так, - вдруг поможет.
И идешь в ее дом, где она (а ведь ты не просил) раздвигает послушно ноги.
И ты смотришь в ее глаза – там одна лишь, сырая, как ночь, безнадежность.
И ты думаешь, что сказать, что же сделать, чтоб не отнять, а умножить.
Только падают в никуда – все дела, все слова, все старанья.
Погляди – ее бездна пуста – без любви и без упованья.
Она знает одну лишь страсть, лишь одну сторону отношений.
Не солжешь – поспешит проклясть. А солжешь – присосется к шее.
Без тебя ее ночь пуста, но с тобой она не полнее.
И срываются с губ слова - о высоком и о последнем.
Но словам ее грош цена. Ее цель – удержать тебя
словом, когда нельзя, не сумела когда постелью.
Только бездну насытить тобою одним - нельзя,
и давай ей по возлюбленному в каждый день недели.
Так глядит на тебя сквозь ее глаза
ночь-беда, путь отрезан к двери, да и след потерян.
И уйдешь – подлец, а останешься – и беда
налетит, сомнет, изметелит.
«Ах, зачем я платил за нее в такси? Что я делал в ее постели?»
Держит крепко и не отпустит – но не удержит – та,
что кричит, но не любит, и не умеет верить.
Где ты был
Они придут и скажут тебе,
что твой сын на игле,
что все пропало,
и, конечно, твоя
дочь – проститутка.
И ты захочешь кричать и бежать,
но будет поздно
хоть что-то менять –
жизнь прошла
и мир разрушен,
и случилось все это
пока ты слушал
Чайф.
Они придут и скажут:
Мир рассыпался вдрызг.
А где был ты,
где был ты?
Где ты был
пока рушился мир?
И ты живешь в Гондурасе,
хотя где он -
не видел на карте.
Но ты живешь в Гондурасе –
так один в интернете сказал.
А он-то знает! Он знает!
Он точно все знает!
Ведь если не он, то кто?
И жизнь, конечно, дерьмо.
И ты хотел бы бежать и смеяться.
Да только толку, фигасе.
Ты слишком долго слушал
Воскресенье.
Мир рассыпался вдрызг.
А где был ты,
где был ты?
Где ты был
пока рушился мир?
Они придут и скажут:
Твоей страны больше нет.
Тебе пора на карниз –
это кайф, это блюз,
это чиз.
И кто с возвышенной душой –
тому давно пора домой:
на синий остров в океане.
И на лимоновых лугах
летают птички в облаках
пока ты плачешь на диване.
И теперь ты ревешь,
что разрушился мир
пока ты грезил о Nirvanе.
Где ты был,
где ты был,
ах, где ты был,
где был ты? -
пока рушился мир.
Мой город
А это мой город,
он, правда, сегодня немного
заплеван,
загажен и даже
безумен, но это не страшно,
ведь кто бы -
сегодня -
остался? -
ведь кто бы остался
разумен?
А это бандиты,
они убивают друг друга,
но это - нормально -
такая работа.
Ведь если работа - то можно?
А это носители правды -
в экранах,
с улыбками мачей
на томных обличьях,
с тревогой раскрашенных личек,
рассчитанной точно,
на грамм обнаженки.
С привычными хохмами
либерастичек,
с лицензией на отправление
правды
публично.
А это мой город,
он пьян и безумен,
он выбрал:
себявосхваленье,
собойупоенье,
себяубиванье,
собойупиванье.
И будет не слышен
ни голос, ни слово.
Нам больше не надо такого,
о дай нам, хозяин,
о дай нам
и хлеба и зрелищ,
а лучше - пожарищ,
а лучше - горелищ.