Хихикаю про себя, когда палец останавливается на слове «секси», а потом нажимаю на звонок и подношу трубку к уху. На четвертом гудке, он отвечает на вызов, но не произносит ни слова.
— Калеб, не вешай трубку. Послушай, мне нужно поговорить с тобой.
Ожидаю хоть какого-то ответа, но он продолжает молчать.
— Если ты не придешь и не поговоришь со мной, то я возьму костыли и…
— Нет не возьмешь, — заявляет он, отчего у меня на лице появляется улыбка.
— Выбор за тобой, я выхожу прямо сейчас, — говорю я и вешаю трубку.
Я даже не меняю одежду, просто беру пиджак и накидываю его, что довольно таки тяжелая задача, в условиях необходимости удерживать равновесие на костылях. С трудом, но мне удается добраться до двери и открыть ее.
Как только я протягиваю руку ко входной двери, меня останавливают.
— И что это по-твоему, ты делаешь? — злобно спрашивает Кортни.
— Мне нужно увидеться с Калебом, — бурчу я, пытаясь повернуть ручку.
— Ты с ума сошла, ты ведь даже не можешь ходить…
— Мне нужно! — громко кричу я.
Даже и не думала, что я так могу.
— Ладно, но к 11 чтоб вернулась! — вопит она, наблюдая за тем, как я иду по дорожке.
Хихикаю про себя при мысли о том, как Кортни похожа на моего отца. Неожиданно, меня ослепляет свет фар грузовичка, который я раньше так ненавидела. Оборачиваюсь и вижу, как Кортни подмигивает мне, а потом закрывает дверь, и я остаюсь лицом к лицу с еще одной драмой своей жизни.
— Что, черт возьми, ты делаешь? — спрашивает Калеб, громко хлопая дверью.
— Я же сказала, что мне нужно поговорить с тобой, — раздраженно отвечаю я, пытаюсь приковылять к нему поближе.
— Ты должна вернуться в дом.
— Нет, пока мы не поговорим.
— Эдди, сейчас не время…
— А когда будет время? Когда ты перестанешь бегать, Калеб?
— Просто остановись и зайди в дом, — отвечает он, сквозь сжатые зубы.
— Нет.
— Ну и стой здесь, мне все равно, — говорит он и несется обратно к машине.
— Все равно! — ору я.
— Да! — также громко отвечает он мне.
С ошеломленным выражением лица, он наблюдает за тем, как я беру один из костылей и со всей силы бросаю в него. Но Калебу удается увернуться. Если бы не недавняя авария, то я бы попала в него. Определенно.
— Ты что, сумасшедшая? — спрашивает он и поворачивается ко мне.
— Может и так, но по крайней мере, я не убегаю, боясь посмотреть правде в лицо…
— Я убегаю?
— Да, убегаешь. И когда умерла твоя мама, и сейчас. Тебе пора вырасти!
— Что, черт возьми, ты знаешь о моей маме? — спрашивает он, подходя ко мне так близко, что наши лица оказываются всего в нескольких сантиметрах друг от друга.
— Достаточно, чтобы понимать, о чем ты думаешь. Ты считаешь, что если сделать вид, что ничего не случилось, то все само собой пройдет. Но это не так, не важно, как далеко ты убежишь…
— Ты ничего не знаешь обо мне и маме. Думаешь я бегу? Нет. Я живу с этим каждый день, ты ничего не знаешь…
— Ну так чего, черт возьми, ты тогда боишься! Чего?
— Я не хочу навредить тебе! Понятно? Не хочу навредить тебе так же, как и ей. Разве ты не понимаешь, я причиняю боль всему, к чему прикасаюсь, всему! — выкрикивает он, а потом воцаряется молчание.
Мы просто стоим и смотрим друг на друга. Я вижу, как тяжело поднимаются и опускаются наши грудные клетки. Чувствую жжение в глазах от скапливающихся там слез. Я понимаю, что в первые с момента нашего знакомства, он сбросил маску. Впервые, передо мной стоит он сам.
— Ты не причинишь мне вред, — шепчу я, вытирая скатившуюся по щеку слезу.
Пару секунд он пристально смотрит на меня, а потом делает глубокий вдох.
— Ты не понимаешь…
— Тогда объясни мне, — ласково говорю я.
Он молчит, как будто раздумывая, стоит ли мне все рассказывать.
— Я убил ее, она умерла из-за меня.
Меня так и тянет спросить, что он имеет в виду, но я знаю, что если произнесу хоть слово, он, возможно, никогда больше не расскажет мне всего. Поэтому, я молчу стою на одной ноге.
— Она умоляла меня не связываться с теми людьми, но я ее не послушал. Я думал, что они — моя семья, братья. С ними я чувствовал себя непобедимым. Сначала, все шло неплохо: выпивка, вечеринки и все такое. Но потом… что-то начало меняться. И только когда мы стали бить людей и грабить старушек, я понял, что это — не я, и ушел. Я знал, что мои братья меня поймут. По крайней мере, я так думал. Они сказали, что все в порядке, но тем не менее сделали это…
— Сделали, что? — шепчу я, пытаясь говорить ровно.
— Это были они, мои братья, мои друзья. Они подожгли дом. Они говорили, что всегда будут рядом, что никогда не дадут никому причинить мне вред. А вместо этого, они сделали это сами. Они сказали, что никто не может уйти просто так. А она все еще была внутри, когда… мы были на вечеринке, и она оказалась в ловушке, и сгорела из-за…