На что лер Магистр открыто заулыбался.
— Вот я и задаю теперь кучу уточняющих вопросов. Вот так оно и получилось.- Да, забавно иногда жизнь приводит от необдуманных действий к невероятным последствиям. — согласился старик. — Мы с тобой остановились на твоем магическом обучении, так?- Да. — Но не твои родители, ни дед не готовы к тому что одна из девочек вдруг будет изучать магию. Не принято это у нас. Вот мне и пришлось их слегка простимулировать с помощью «вечного помощника писаря», как выразился твой брат.- У вас получилось. Дедушка сказал что будет меня учить вместе с Марком.- Более того вчера, во время представления, пока ты спала, он договорился об индивидуальных занятиях для вас двоих у меня раз в неделю.- Кстати, по поводу занятий, — встрепенулась я, — а можно у вас и письму обучаться. — У вас оно быстрее получается, чем на классах.- Нет, ну ты, вообще, мелкая и наглая! — возмутился лер Магистр. — Тебе только палец дай, так ты всю руку откусишь. Я все таки Магистр Бытовой Магии! Целый заметь Магистр! Единственный Магистр в нашем городе! А ты из меня какого-то учителя письма решила сделать!
Мне потом еще целых пятнадцать минут пришлось извинятся, объясняться, уговаривать и строить умильные рожицы, прежде чем старик меня простил, но в конце мы все таки хорошенько так позанималась письмом. Я успела выучить целых семь букв. Прежде чем пришли Матушка с Петрой и утащили меня к служительницам Луноликой.
Глава 13
Первой, как только мы втроем оказались в небольшой комнатке вместе с тремя немолодыми служительницами, заговорила Матушка. Ее словно прорвало. Она говорила и говорила. О том как ей трудно с шестью детьми. За всеми успеть, все узнать, приглядеть, не дать впутаться в неприятности. А детки хоть и умненькие, да сообразительные, но их все время куда не туда тянет. То один не с той девицей связался (это она скорее всего про Вальда), то другой чуть со школы не вылетел (про Слава), третья же никак жениха себе по сердцу не найдет, а пора ведь уже. Слава богине четвертая пока никаких проблем не доставляет, если не считать чрезмерные траты, но тут ей отец все скажет и если та продолжит — накажет. А вот с пятой совсем беда. После несчастного случая память совсем плоха стала, многого не помнит от слова совсем. Уж и целитель был, но помочь не смог. Сказал время и общение со сверстниками все исправит. И вот она по глупости разрешила сходить девочке в школу с братом, пообщаться там со сверстниками и достойными молодыми людьми. И отец сказал что так лучше будет — все под присмотром. Но вышло не лучше, а совсем даже наоборот. Где это видано чтобы непомнящую девицу в помощники писаря отправлять, а? А тут еще и ее отец чудить начал. Ни с того ни с сего младшенького, дитятко совсем, только семь годков стукнуло, магии учить придумал. Да не одного, а вместе с пятой. И разрыдалась. Двое из служительниц подхватили ее под локотки и куда то увели, нашептывая при этом что-то успокоительное. В комнате остались мы с Петрой и одна служительница.
На мой взгляд одежда ее почти ничем не отличалась от монашеской. Сверху серая, под ней белая, на голове платок. Петра нерешительно посмотрела на меня, и начала:
— Сестра, все немного не так. — Не так? А как тогда по твоему? — спокойно отозвалась она.
Петра покосилась на меня:
— Сестра, я бы хотела поговорить наедине. Моя младшая сестра — мала еще об этом думать.
— Хорошо идем в отдельную келью, а девочка пусть здесь посидит. — И они тоже удалились.
Посидит. Мне нравилось выражение: тут посидит. Вопрос где именно? В небольшой кельи у окна стоял узенький, маленький, но высокий столик и на этом ее меблировка заканчивалась. Сидеть на каменном полу у меня желания не имелось. Помявшись с ноги на ногу я решила найти где-нибудь поблизости удобное местечко для ожидания и вышла из такого не гостеприимного помещения.
Длинный и широкий коридор с множеством открытых дверей. Все кельи как сестры близнецы походили одна на другую. В коридоре с высоким сводчатым потолком и несколькими картинами, где изображались исключительно служительницы за работой, кроме гулко ходящего эха не было ничего. Я решила выйти обратно на улицу перед храмом. Там хотя бы привратница стояла. Наверное, можно было с ней пообщаться.
Ну, что сказать, пообщалась. Узнала что Матушку увели к храмовой целительнице. У Петры важный разговор тет-а-тет. А посидеть негде от слова совсем. Не принято в храме Пресветлой сидеть. Совсем. Днем все служительницы в делах и заботах — некогда рассиживаться, а ночью спят, как все в кроватях. Так то вот. При каждом храме свое натуральное хозяйство, да страждущие наставления и слова доброго в храм часто заглядывают. Еще приходят те, кому весточку домой передать надо. Храмы Пресветлой везде есть. И сестры часто ходят друг к другу по делам и просто увидеться. Так от одной сестре к другой и весть до родни передадут.
И напоследок меня осенили. За чем привели, так сказать, то и получила. Небольшой пучок тонких гибких прутиков, крепко перевязанных белыми нитями, обмакнули в простую деревянную чашу, потом обильно на меня побрызгали. Вода, как ей и положено, была холодной и мокрой, но пахла хорошо. Чем-то цветочным. Запаха я не узнала, так и большим специалистам по ароматам не была. От Матушки и Петры пахло также, из чего я сделала вывод, что и они не осенёнными не остались.
По дороге домой к нам прицепился какой-то неуемный шмель. Пришлось отмахиваться от него сорванной в чьем-то палисаднике полынью. Причем делать это пришлось именно мне, поскольку Матушка с сестрой с перепугу отчего-то закрыли лицо руками и только громко пищали. Видимо, здесь так принято спасаться от приставучих насекомых. Вот еще бы это и помогало.