— Это признак вины!
— Улыбка-то? Черт, Грейнджер, даже не думай работать в Визенгамоте!
— Я сужу справедливо.
— Когда не торопишься с выводами и не обвиняешь потом без оснований.
— Три недели, ухмыляешься, значит, виновен. Тот, кто не согласится с этим, просто идиот. Так что твое несогласие меня не удивляет, но я думала, за это время ты догадаешься об очевидности своей вины.
В ответ на его мрачный взгляд она только выше подняла подбородок.
— Хотел бы я украсть твою книгу, сказал бы, что потерял ее. И кроме того, если мне захочется, я могу выкупить из книжного весь тираж. С чего мне красть?
— Ради острых ощущений, — фыркнула Грейнджер.
— Острых ощущений… из-за кражи книги? — Драко вскинул бровь. — Вот как ты привносишь в свою жизнь разнообразие, Грейнджер? Ходишь по книжным с огромной сумкой, а? А ты уже…
— Бессмысленно нарушать закон, если это ничего тебе не даст. Должна быть либо материальная цель, либо нематериальные ощущения. А красть бесполезную книгу можно только ради ощущений.
— Я смотрю, ты много об этом думала. Графики тоже нарисовала, расписывая ход моих мыслей? Если бы я…
— Ты хотя бы ее прочитал?
Драко глянул на мужчину за стойкой, который выразительно кашлянул, и проигнорировал возмущенный вздох за спиной.
— Прочитал.
— Хорошо. — Грейнджер повернулась на каблуках, бросив: — Я буду за столиком.
Только после трех покашливаний окружающих Драко оторвал взгляд от ее удаляющейся фигуры.
()
Гермиона кивнула новичку-мракоборцу, присоединившемуся к команде лишь неделю назад. На бровях у него собрались капли пота, рот был сурово сжат. Новенький поднялся из-за стола, бросил на Клива убийственный взгляд и стал пробираться к выходу. Пропуская его, Гермиона прижалась к стене.
— Он не расколется, — проходя, пробормотал парень, и она проводила его изумленным взглядом.
Гермиона позвала новичков не для того, чтобы расколоть Клива. Если уж на то пошло, они старались «расколоть» договор, и никто не мог заниматься допросом бесконечно. Но пусть уж новички думают как думают, только бы и дальше выполняли работу.
Гермиона, захлопнув дверь, села напротив Клива, подвинула ему чашку кофе. Он сделал жадный глоток, вздрогнув то ли от вкуса, то ли от температуры, и прокашлялся.
Гермиона нашла последнюю зачеркнутую новичком строчку и приготовила перо.
— Ромашка?
— Нет.
— Семена ромашки?
— Нет.
— Стебель ромашки?
— Нет.
— Ромбоплит?
(Июнь 1999)
— …при любой работе происходят несчастные случаи…
— Это не несчастный случай, когда кто-то целенаправленно накладывает…
— …и бальзам, стало даже лучше прежнего. Нельзя из-за этого называть меня мазох…
— …проблема, которую ничего не реш… а, так ты не мазохистка, ты просто героиня, которая…
— …проблемы. Хорошо, когда твоя работа может помочь другим. Она не делает тебя героем, просто…
— У вас у всех тут комплекс. Есть о чем беспокоиться. Вы слишком много времени провели…
— О себе побеспокойся. Если есть возможность, то почему не помочь? Правда, это же…
— …горбом, квартирой, заваленной книгами, и списком спасенных, которых и не вспомнишь. А Поттер…
— …полысеешь, лицо станет угрюмым и таким очень, очень сморщенным, и, наверное, будешь хромать. Не знаю почему, но точно будешь. Как возмездие за то, что пинал котят, эльфов…
— …станет помогать соседям, или спасать детишек от бесконтрольной магии, или устроится в Хогвартс, чтобы предотвращать школьные хулиганства. В пятьдесят ему останется разве что нарезать старикам мясо, они будут провозглашать его героем, а он себя — «всего лишь человеком».
Ища ответ, Грейнджер молча пожевала губами. Драко наблюдал за сменой выражений на ее лице. Уловив искру смеха, он победно ухмыльнулся.
— Ты невыносим! — выкрикнула Грейнджер, но глаза у нее горели, а губы дрожали, так и норовя расползтись в улыбке. — А улыбаюсь я потому, что вообразила эту дурацкую картину, а не потому, что ты прав.
— Конечно.
— Конечно. Я же всегда права.
— Кроме вчерашнего случая, когда ты сказала…
— Нет, — выставила руку Грейнджер, — я уже объяснила, что формулировка вышла случайной…
— …неделе, когда ты… А, точно, случайная формулировка. Тогда надеюсь, твое заявление, что ты всегда права, тоже вышло случайным, иначе ты окажешься неправа.
— Нет, это было совершенно точное, целенаправленное заявление, и с этого момента ты можешь считать его фактом.
Драко хмыкнул, рассматривая выражение ее лица, которое можно было принять за серьезное, если бы не подрагивающие губы. Грейнджер бывала предельно серьезна, только когда отстаивала права тех, кто не мог постоять за себя, и поэтому от нее всегда исходило некое сияние.
Она светила и светилась, словно в груди у нее свободно жило маленькое солнце. Притяжению к ней невозможно было противиться, ведь все живые существа стремились к свету: либо принять его, либо выступить против. Невозможно было удержаться и не протянуть руку, касаясь гладкой кожи подушечками пальцев, обводя щеку. Драко не собирался этого делать, так просто случилось, как случалось все, что затрагивало одновременно их обоих. Грейнджер качнулась вперед, он повторил ее движение. Ее улыбка поблекла, Гермиона шепотом снова назвала его невыносимым.
Он не собирался ее целовать. Никогда в жизни не собирался. Но Драко поцеловал, а затем обвил рукой талию и притянул Грейнджер к себе. И когда ее пальцы невесомо коснулись щек, а затем скользнули в волосы, то самое солнце свободно проникло ему в грудь, светя почти так же ярко.
()
На стол перепорхнули два листа пергамента и тонкая папка. Гермиона вопросительно взглянула на Финка и, открыв папку, быстро просмотрела документы.
— Дело Мэррироуза, под прикрытием бизнеса забирали деньги из ячеек преступников, потом переправляли в заграничные банки.
— Да, но…
— В других бумагах допрос свидетеля. А это… это же Малфой?
Гермиона взяла протянутое изображение, на котором Драко, посмотрев в пол, поднимал голову. Он злился, яркие глаза выделялись на фоне темной тюремной одежды и грязного камня, но за фасадом агрессии прятался всепоглощающий страх.
— Малфой.
— Паразит.
Гермиона с трудом оторвала взгляд от колдографии — перед лицом оказался флакон с крутящимся внутри туманным воспоминанием.
— Что?
— Свидетель заявил, что видел блондина, и в фототаблице указал на Малфоя. Вот только в воспоминании не он.
Ее одолело нестерпимое желание подскочить, выхватить флакон и рвануть к первому же Омуту. Гермиона сдержалась, вместо этого покрутив в воздухе рукой. Финк понял намек.
— Они настолько похожи, что я даже не удивляюсь, что подумали на Малфоя. Кто бы это ни был, он эксперт в маскировочных чарах и иллюзиях. Почти что Оборот…
— Финк…
— Но либо Малфой сломал себе нос, что тот стал шире, и такой дурак, что поменял только цвет глаз, не спрятав волосы, либо ты права. И честно… я думал, ты рехнулась, пока не увидел, — он замолчал, потянувшись к карману, а Гермиона слишком увлеклась новостями, чтобы даже обидеться, — это. Лицо в воспоминании размыто. Свидетель в особенности вспомнил, что видел Малфоя в магазине, а потом уже — во время происшествия в деле Лейвезера.
— Тот самый, который отказывался подтверждать свои слова, потому что не был абсолютно уверен?
— Именно. А Омут покажет лицо размытым, только если человек на самом деле никогда и не видел…
— …того, кто это сделал.
Финк повернул ладонь кверху.
— В памяти хранится гораздо больше, чем доступно мозгу, но мы сами можем создавать в голове информацию. Возможно, поэтому другой свидетель, который уверен, что нападавшим был парень из магазина, вполне ясно видит Малфоя в воспоминании.
Гермиона медленно покачала головой.