Сескис продолжал говорить. Никто не хотел его перебивать. «И вы знаете всю эту историю с Петровым и все факты о русских шпионах в Австралии? Что ж, мой старик знает об этом уже много лет. Он знает имена десятков коммунистических шпионов во всех профсоюзах и Лейбористской партии, и если бы не он и его дружки-антикоммунисты, коммунисты уже захватили бы Австралию. Когда я был ребёнком, в Австралии шли все эти забастовки, и месяцами на железнодорожных и трамвайных путях росла трава, мой отец пришёл домой однажды ночью и сказал нам, что коммунисты вот-вот свергнут правительство. Он сказал, что это может произойти в любой день, только на этот раз они не собираются во второй раз выгонять его с родины — он останется и будет бороться. И если бы вы видели список…
«Коммунисты в своей секретной тетради (все они написаны закодированным шрифтом) — вы бы удивились, сколько врагов нас окружает».
Другой парень сказал: «Тот епископ из Китая, который выступал в тот день перед всеми старшеклассниками, — тот, с белой бородой, который писал китайские слова на доске и показывал нам свои палочки для еды, — разве он не говорил, что у китайских коммунистов есть план проникнуть в Австралию через острова?»
«Вот почему эти террористы сейчас воюют в Малайе».
Кто-то ещё сказал: «Но епископ сказал нам, что по всему Китаю миллионы тайных католиков — все те люди, которых отцы-колумбийцы обратили в христианство за пятьдесят лет. И если им представится возможность, они восстанут против правительства и отправят коммунистов туда, откуда они пришли».
Адриан Шерд сказал: «На днях я читал в Reader’s Digest, что величайшие союзники Запада — это миллионы россиян, поляков, чехов и так далее, которые ненавидят коммунизм. Они ждут возможности восстать, если только мы сможем их поддержать».
«Почему бы Америке просто не отправить армию? Русский народ ведь не будет сражаться за коммунизм, не так ли?»
«Аргусе» появилась статья о том, как какая-то иностранная держава сбросила водородную бомбу на Мельбурн. (Они, конечно же, имели в виду русских.) Так вот, один старый бушмен из гор Дарго Хай-Плейнс раз в год ездил на лошади в Джиппсленд и садился на поезд до Мельбурна. Только в этом году он задался вопросом, почему вокруг такая тишина, а деревья выглядят так, будто по ним прошёл лесной пожар. И примерно в пятидесяти милях от Мельбурна он начал замечать все эти трупы. Он вернулся в буш, но весь Мельбурн был стёрт с лица земли».
«Но почему русские вообще выбрали Мельбурн? Разве они не стали бы бомбить сначала Нью-Йорк или Вашингтон?»
«Вы знаете Терезу Нойман. Она живая святая в Германии. Она всё ещё жива в деревне Коннерсройт. Вот уже тридцать лет она не ела и не пила воды. Единственное, что поддерживает её жизнь, — это святое причастие каждое утро. И каждый четверг вечером она начинает страдать от всех ран и боли, которые претерпел Господь во время Своих Страстей».
А к пятнице дню её лицо было залито кровью, словно терновый венец давил ей на лоб, а на руках и ногах проступили все следы стигматов. Лучшие протестантские врачи Европы годами изучали её, и никто не может объяснить, как это происходит.
Однажды моя мать написала в Германию и получила в ответ пачку открыток из родной деревни Терезы Нойманн. Все молитвы были на немецком, но мой двоюродный брат перевёл некоторые из них. А ещё там была маленькая брошюрка с историей чудесных стигматов Терезы Нойманн.
«В любом случае, Тереза Нойман сделала несколько пророчеств, и худшее из них, которое я помню, это то, что в 1970 году в Мельбурне священников будут вешать на фонарных столбах».
Некоторое время все молчали. Вокруг дерева, где они притаились, капли дождя оставляли в грязи маленькие ямки, словно воронки от бомб. На дальнем конце заброшенного футбольного поля нестройная цепочка мальчишек, спотыкаясь, бежала к павильону. Ещё дальше, по другую сторону ручья, тянулся длинный серый частокол, обозначавший конец всех задних дворов на какой-то улице пригорода, куда Адриан Шерд никогда не заезжал. (Он предположил, что это Вудсток, Лутон или даже окраина Камберуэлла.) Задние веранды были залиты дождём, а все двери и окна были закрыты.
Мальчик спросил: «Какой вообще процент католиков в Австралии?»
Адриан ответил: «Только около двадцати пяти процентов», — и посмотрел на ряды запертых некатолических домов на холмах вокруг них.