Надежда вышла из дома во двор и посмотрела на небо. Оно было хмурое, но дождя еще не было. Она вопросительно посмотрела на сына.
— Ну, что Дима? Картошку пойдем окучивать?
— Конечно, пойдем, — ответил шестилетний сын.
— А если дождь нас застанет в поле. Там нам спрятаться от него некуда будет. Промокнем все до нитки.
— Ну и что? Мы же не сахарные, — ответил мальчик, вспомнив высказывания своей бабушки.
Надежда вздохнула тяжело, задумалась. Конечно, промокнуть не хотелось, хотя в этом страшного ничего нет. Лето, все-таки. А окучивать картошку надо. И так уже припозднились. Соседи все давно уже окучили. И очень кстати, что сегодня выпал выходной.
— Ну, ладно, — согласилась она с сыном. — Пойдем, может нам еще и повезет, и дождичек даст нам возможность поработать. А уж потом пусть идет сколько ему угодно. Даже очень хорошо после прополки полить картошку. Правильно я говорю?
— Ага.
— Тогда, пошли.
Дима схватил полиэтиленовый пакет с едой, собранный для перекуса в поле.
— Нет, нет. Пакет очень тяжелый, давай я понесу.
— Я же мужчина, — возмутился Дима, едва приподнимая пакет над землей.
Мама усмехнулась.
— Конечно, мужчина. Только ты еще не всю кашу, отведенную тебе на детство, съел. Держи вот пакет с водой. Донесешь?
Дима взял пакет с двухлитровой полиэтиленовой бутылкой, и, поднапрягшись, закинул его на плечо.
— Донесу, — упрямо проговорил он, сопя от напряжения.
Надежда запрокинула тяпку на плечо, взяла пакет, и они с сыном вышли со двора. Идти было комфортно, солнце не палило как накануне.
— Работать тоже будет полегче, — успокаивала себя молодая женщина.
Огород им был выделен от предприятия на огромном пустынном поле, лишенным каких-либо деревьев. Сажали сотрудники предприятия, кто что. Надежда с мужем посадили картошку. Три сотки картошки должно было им хватить на долгие зимние месяцы.
— Сынок, я буду сейчас окучивать картошку, а ты иди за мной и собирай сорняки. Только под тяпку не лезь. Хорошо?
— Угу.
Надежда попила из горлышка воды, подвязала волосы платком, чтобы не мешали, и, наклонившись, начала прополку. Дима немного посмотрел, как работает мама, и, встав следом, начал собирать сорняки и укладывать их в междурядье. Часа через четыре работы подул свежий ветерок. Надежда, выпрямившись, посмотрела на небо. По нему понеслись тяжелые дождевые тучи.
— Ох, сейчас хлынет дождь, — проговорила она Диме.
Дима, посмотрев на небо, насупил выцветшие на ярком летнем солнце брови, серьезно посмотрел на нее и солидно проговорил.
— Судя по этим облакам, сейчас хлобыстнет.
Мама с улыбкой посмотрела на сына.
— Ничего, осталось совсем немного, еще полчасика и мы закончим.
Вдалеке громыхнул гром, и с неба упали первые крупные капли дождя. Сначала дождь падал несмело, редкими крупными каплями. Надежда уже окучивала последние кусты картошки, когда разразился гром, и дождь начал лить, как из ведра.
— Дима, — с трудом перекрикивая шум дождя, прокричала Надежда, — побежали домой. Я уже закончила.
Она схватила сына за руку и побежала по междурядью к дороге. Выбежав на моментально раскисшую от воды дорогу, Надежда вдруг вспомнила, что оставила на огороде пакет с остатками еды.
— Дима, ты подожди меня здесь. Я сбегаю за пакетом. Не след еду оставлять на поле. Все равно мы уже с тобой промокли до нитки. Мы же с тобой не сахарные, не растаем.
Дима остался стоять на дороге, смотря, как мама, скользя по раскисшей земле, пробирается к своему огороду. А на небе началось форменное светопреставление. Тучи неслись по небу, с них лил ливень, какого давно уже не было в тех краях. Черное небо разрывалось разрядами молний, грохот стоял неимоверный. Молнии метались по небу, периодически с грохотом ударяя в землю. Надежда, наконец, добравшись до огорода, схватила пакет и побежала назад. Она уже была недалеко от сына, когда ослепительно яркая молния ударила в то самое место, где в полном одиночестве стоял ее сын. Когда яркая вспышка потухла, и ее глаза привыкли к наступившим неожиданно сумеркам, к своему ужасу она его не увидела. Задыхаясь, она, наконец, выбралась на дорогу и бросилась к лежащему на дороге сыну.
Дима неподвижно лежал на дороге, раскинув широко руки и ноги. Надежда наклонилась над ним, нежно взяла голову, приподняла, подложив под нее пакет с остатками еды. Лицо его было белым, вокруг губ пролегла мертвенно бледная полоса. Надежда встала на колени, прислонилась ухом к груди сына, пытаясь услышать стук сердца или дыхание. К своему ужасу она осознала, что не может определить ни того, ни другого. Она схватила руку, пытаясь уловить пульс. Кажется, есть пульс. Она взяла его на руки и побежала, задыхаясь, поливаемая потоками воды, в село. Сзади неожиданно сквозь шум дождя и продолжающегося грома она услышала надрывный звук автомобильного мотора. Она обернулась. К ней приближались фары автомобиля. Надежда вышла на середину дороги. Машина, заскрипев тормозами, остановилась в метре от женщины. Из нее, матерясь, выскочил мужчина лет сорока.
— Ты, что? С ума сошла, под машину бросаешься, — потом, заметив на руках лежащего без движения ребенка, совсем разъярился. — Да еще и с ребенком!
— Помогите, прошу вас. В моего ребенка попала молния. Его надо срочно доставить в больницу, — рыдая, проговорила Надежда.
Водитель, быстро сориентируясь в обстановке, распахнул заднюю дверь, махнул рукой.
— Садись, быстрее, чего стоишь-то.
Пока ехали, Надежда все пыталась определить, жив ее сынишка или нет. Иногда ее охватывал ужас, когда она ни пульса, ни дыхания не могла определить. Временами ей казалось, что и дыхание есть, и пульс бьется ровно и сильно, наполняя вены сына живительной кровью. Ее лицо то заливалось потоками слез, то начинало светиться от радости.
Доехали до областной больницы быстро. Водитель, надо отдать ему должное, гнал машину, не жалея. Подъехав к приемному покою, мужчина взял у Надежды ребенка и бегом вбежал в больницу. Надежда побежала разыскивать врача, а мужчина, войдя в приемные покои, и, не обнаружив там никого, положил Диму на кушетку и присел рядом на стул, вытирая со лба капли воды. Через несколько минут томительного ожидания, он открыл дверь и выглянул в коридор. В коридоре было пустынно. Вдруг вдали послышался какой-то шум, дверь соседнего кабинета открылась и из нее выскочила молоденькая медсестра.
— Девушка, — закричал мужчина. — Ну, сколько же можно ждать, ребенок умирает?
— Да подождите вы. Не умрет ваш ребенок. Роженицу привезли только что. Ее определим, а уж потом с вами врач разберется.
Шум приближался, и вскоре появилась каталка в окружении нескольких человек в медицинских халатах. На каталке лежала, разбросав в стороны ноги, женщина с высоко выпирающим животом, и тонко монотонно голосила. Из группы отделился высокий мужчина, одетый в голубой медицинский халат, со стетоскопом, переброшенным через шею. Он подошел к мужчине, отодвинул его и зашел в приемный покой.
— Что случилось с мальчиком? — спросил он, осматривая ребенка.
— В него молния попала.
— Молния? — удивленно переспросил врач, заглядывая Диме в глаза и светя в них тонким лучиком фонарика. — А сколько мальчику лет?
— Я не знаю, — несколько конфузясь, сказал мужчина.
— А вы кто ему будете? — спросил врач, доставая из шкафчика шприц и пузырек с каким-то лекарством.
— Я просто доставил ребенка в больницу, посторонний я.
— А где его родственники?
Тот не успел ответить, так как стукнула дверь и в кабинет вбежала Надежда, вся взлохмаченная, в мокром платье, плотно облегающем ее тело. Услышав вопрос врача, она подбежала к кушетке.
— Я мать ему. Доктор, что с моим сыном?
— Пока ничего не могу сказать определенного. Нужно время. Надеюсь, что его молодой организм справится. Хотя я в своей практике не сталкивался со случаем, когда после удара молнии ребенок остается жить, извините.
Врач сам сделал внутривенный укол. Надежда с нетерпением и надеждой смотрела на сына. После сделанного укола, его губы вскоре приобрели свой обычный цвет, лицо порозовело и стало видно, как грудь его при дыхании слегка поднимается. Надежда, поправив, наконец, растрепанную ветром и дождем прическу, с облегчением вздохнула, улыбнулась врачу.