Её руки заканчивали, превратившись в нежные лепестки бархатного бутона. Словно кто-то сверху сыпал их на спину Пташкина, и ему, вдруг, стало жутко неудобно лежать на животе.
- Она шла сквозь кусты, вдоль реки и дрожала. Никакие острова и кокосы не заменили бы ей в тот момент настоящего мужского плеча. Ей, вдруг, захотелось плакать от того, что родной отец ни разу не обнял её и не утешил; ни разу не сказал, что защитит от любого монстра, который вылезет из-под кроватки. Захотелось, и она расплакалась. Мужского плеча, мужской заботы… Никакого секса, денег и мехов. Просто честного и доброго человека. Знаешь, умник, а у тебя там в заборе кусок металла отгибается. Когда стало рассветать, я залезла в твой двор. Дура, совсем голову потеряла!
Она убрала руки, и Пташкин очнулся. Член напрягся, и от долгого лежания в таком положении, скрутило живот.
- Ну? Так и будешь лежать? Я тут ему истории рассказываю, а он спит! Ты спишь, умник?
- Нет. Будь добра, отвернись, - сказал он, чувствуя, что краснеет.
- Зачем? А! – она рассмеялась. – Умник, ты просто прелесть! Повинуюсь!
Она отвернулась. Пташкин встал, прикрывая знатно оттопырившиеся шорты руками. Маша хихикала, и её плечи тряслись от удовольствия.
- В первый раз такое вижу, - сказала она. – Кажется, я и впрямь очумело делаю массаж!
- Прекрати! – сказал он и скрылся в ванной.
17 июля, 2012, 13:20
Выходные. Они вместе смотрят старый фильм, который выбрала Маша. Василий ещё ни разу не смотрел такой, даже не слышал. И ему очень нравилось. Маша весь день, с самого утра, повторяла, что разбирается в кинематографе. И оказалась права. Она ела попкорн, как сумасшедшая, облизывая солёные пальцы. Пару раз попыталась облизнуть палец Пташкина, но он спрятал его в карман, и Маша долго смеялась, из-за чего попкорн летел из её рта в разные стороны. Пришлось снова менять футболку, потому что эта испачкалась жёлтыми пятнами от сырного соуса.
- Я дикая замараха! – говорила она, по привычке натягивая футболку. – Папка с мамкой были бы довольны.
Он принёс ей футболку, и просмотр продолжился. Маша элегантно отрыгивала, совсем не замечая этого, а Василий думал, что она постепенно проникает в его жизнь, в его ДНК, как тогда, во время массажа. Кто они друг другу? Странный вопрос. Брат и сестра? Знакомые? Или Маша его квартиросъёмщица? Она не появлялась на улице, просиживая дома целыми днями.
Она приседала и отжималась вместе с Пташкиным, хотя её фигуре этого и не нужно было. С каждым днём Василий изумлялся стройности и пропорциональности Машиного тела. Как биолог он любил и почитал симметрию. Муравьи и пауки любимые животные Пташкина, а Маша, кажется, любимая женщина. Кажется… Кто же он для неё?
Вечером Маша приготовила рагу, а Пташкин рассказывал ей о ДНК и генах. Набив полный рот, она слушала и широко открывала глаза, искренне удивляясь и повторяя:
- Ну ты Умник!
Она сидела на барном стуле, болтая голыми ногами, как школьница. Солнце сверкало на гладких икрах и щиколотках, толстый хвост каштановых волос подпрыгивал, а Маша напевала песню из какого-то древнего радиоспектакля. Она мечтала о чём-то своём и смотрела в окно, на вишни и яблони. Такой застал её Василий, когда вернулся с компакт-диском Мадонны. Пташкин понял, что любит её. Вот так просто и легко. Словно любовь была врождённым рефлексом.
- Эй, умник! Ты пялишься на меня! – она увидела его и улыбнулась. – Что это? Диск…. Мадонна? Тру Блю? Семь раз платиновый, двадцать пять лямов копий?! Боже, где ты его нашёл? Умник, я сейчас кончу!
Она соскочила со стула и выхватила альбом из его пальцев. Маша поднесла его к свету, словно разглядывала большую купюру.
- Нет, нет, нет! Пташкин…
Она прижала альбом к груди и нежно посмотрела на Василия.
- Ты просто говорила, что тебе нравится. Я анализировал информацию из интернета и пришёл к выводу, что чаще всего покупается и слушается именно этот альбом, а песни с него…