- Кульминация, - шепнул Севрюгов Пташкину.
- Говори, Лапкин. Я вижу тебя насковзь, поверь мне.
Запись стала тише. Оба её участника снизили темп и громко дышали. Их голоса охрипли.
- Следствие будет продолжаться, - наседал Севрюгов. – И, если выяснится, что ты что-то скрыл… а это выяснится в любом случае… ты сядешь, Лапкин. Я держу своё слово. Знаешь, сколько таких, как Митрофанов я пересадил? И все угрожали мне, все говорили, что плавать в реке буду. А я – вот он! Сухой, Рома! И что мне ты, Лапкин? Что мне ты? Говори!
- Спал я с ней! – сказал Рома. – Спал один раз, ясно вам?
Пташкин отпрянул от стола и посмотрел на Севрюгова. Тот продолжал слушать, прильнув ухом к динамику. Василий сжал пальцы, выгнул их, не понимая, что делает.
- Он врёт… - прошептал Пташкин.
Запись продолжалась.
- Опять врёшь? – спросил Севрюгов.
- Честно, - Рома успокоился. – У них дома, пару лет назад.
- Как это было?
- Что, как было? – не понял Рома.
- Трахал ты её при каких обстоятельствах? – спросил следователь.
- Это тоже очень нужно?
- Исключительно в интересах следствия.
Пташкин вытер пот со лба и снял очки. Он положил их на столик. Голоса из динамиков отяжелели, приняли форму и вес. Они витали вокруг, по кабинету Севрюгова, каждым словечком ударяя Василия по голове.
- Ну, он был на работе. Вася, то есть. Она позвонила мне и сказала, что машина барахлит, мол, не могу ли я приехать, посмотреть. Я ей ещё говорю, типа, сама чё, никак? Ну, в бокс зарулить, типа. А она отвечает, мол, не заводится её Мерс… Или его. Не знаю…
- И ты приехал?
- Приехал, конечно. Работы тогда мало было, что ли. Смотрел телевизор…
- Мультики? – усмехнулся Севрюгов.
- Откуда вы всё это знаете?!
- Продолжай! – приказал следователь.
- Ну, прикатил, а она меня кексиками давай угощать. Я говорю, мол, машина же, а Маша говорит, типа, подождёт. Ну и потом… переспали.
- У тебя как в фильме монтаж! Её инициатива была? Может, ты изнасиловал бедную девочку? – спросил Севрюгов.
И Пташкин, вдруг, захотел, чтобы так и было.
- Да, сама она, сама! – взвыл Рома. – Делать мне нехер?
- Как, сама? – вкрадчивый голос Севрюгова превратился в змеиное шипение.
- Как обычно бывает. Подошла, обняла, руку мою себе на грудь положила, мы поцеловались…
Запись резко оборвалась. Севрюгов уставился на Пташкина, который держал палец на кнопке «стоп».
- Ты чего, Вася, дальше следствие не желаешь слушать? – спросил Севрюгов.
- Хватит. Не желаю, - тихо сказал Василий. – Это ложь.
Следователь откинулся в огромном кресле и заложил руки за спину. Подмышками у него растекались тёмные круги пота.
- Я много слышал лжи, Вася, и это не одна из них.
- Не может быть… - сказал Василий и надел очки.
Комната вернулась из дымки, но сам Василий вспотел, казалось, с ног до головы.
- Мне нужно поговорить с ним, - сказал Пташкин.
- У него какая-то инфекция, живот болит, дома валяется. Или ты разбираться с ним будешь?
- Не буду. Просто поговорить, пусть докажет, что это правда!
- Пташкин, Пташкин… - покачал головой Севрюгов и нажал на кнопку «Плэй».
Запись продолжилась.
- А как докажешь, что не врёшь? Наплести о своих похождениях и я могу. Машка красивая девка была, кто с ней не хотел-то? – спросил Севрюгов.
- Да как… Дом у них большой, кухня богатая… - отвечал Лапкин. – Коридор есть, иконы там висят и паук такой большой. Спальня просторная, светлая. Маша мне потом говорила, что сама всё это сделала, её дизайн, то есть. Я не знаю, что ещё говорить-то? Зачем мне врать? Баб у меня, что ли, мало было?!
Севрюгин выключил запись и кивнул на магнитофон.
- Всё так дома у вас?
Пташкин поморгал, потёр ладони, огляделся, будто оказался в кабинете следователя только что и совсем внезапно. Но всё было тем же. И стол, и огромное кресло и, главное, сам Севрюгов, выпученными глазами пожирающий Василия.