- Вот тут я умру от счастья. Можно умереть от счастья? – спросила она, глядя на Василия голубыми глазами.
Самолётом до Москвы, потом до Нью-Йорка. Из Нью-Йорка рейс до Баффало, а оттуда поездом до городка Эри.
Спустя трое суток, они оказались среди огромных гор, среди прозрачной, как стекло, голубой воды и чистого воздуха. На берегу озера Эри они сняли домик. Маленький и уютный, он упирался деревянным причалом в воду, окружённый яркой и сочной травой. Кругом был лес, тёмный и певучий разнообразными птицами. Горы вокруг стремились к небу, и хранили в себе тишину и спокойствие. И солнце будто никогда не заглядывало в это место, боясь нарушить влажную прохладу и потревожить сон древней природы. Голубое небо, похожее на стеклянный колпак, довершал картину замкнутости этого волшебного мирка.
Маша вышла на причал голышом. Она потянулась, глядя на стену из гор и лес перед собой. Она сняла заколку с волос, а потом приблизиласьк воде.
- Эй! – в дверях домика появился Василий. – Она же холодная!
Маша повернулась, встав спиной к воде. Её грудь покрылась мурашками, а соски стали твёрдыми от утренней прохлады.
- И вокруг, на целую милю – никого! – крикнула она.
Её крик эхом пробежался по воде, и исчез в горах. Она подняла руки, подмигнула Пташкину и, откинувшись, упала спиной в воду.
Спустя пять минут Маша сидела на крылечке домика в плетёном кресле качалке. Её посиневшие губы дрожали, Василий укрыл её одеялом. Трясущимися пальцами она держала кружку с горячим шоколадом. Глядя на синюю воду, она сказала:
- Кто ж мог подумать, блин, что она такая ледяная!
Пташкин обнял её.
- Ну, да, ты-то подумал! – говорила Маша. – А меня не предупредил!
- Предупредил!
- Ври мне, тоже! Не предупредил, признай!
Он промолчал.
- Завтра я одержу победу над ней, - сказала Маша.
И на завтра она снова нырнула в неё, снова выскочила на причал, как дельфин. Снова тряслась, испепеляя взглядом озеро. А на следующий день всё повторилось. К четвёртому утру Маша свободно плавала в Эри, как будто это была тёплая ванна.
Однажды он вышел из дома и не увидел Маши. Он прошёлся по причалу. Маша дрейфовала на спине, отплыв далеко от берега. Вода легко держала её, будто своё дитя. Волосы расползлись, похожие на тонкие щупальца медузы. Она смотрела в небо, раскинув руки в стороны. Вокруг стояла тишина, и Пташкин просто любовался Машей. Над озером нависала гора, и люди в этом месте казались белыми точками.
- Умник, она ласкает меня там, - сказала Маша тихо, но Василий слышал отчётливо каждое слово. – Я чувствую её холодные пальцы.
Это был голос Маши, но что-то в нём изменилось. Словно с ним говорило само озеро. Ледяное, древнее, огромное и глубокое. Будто озеро проникло в Машу и общалось с Пташкиным. Оно наслаждалось каждым словом, потому что, наконец-то, кто-то укротил его ледяные воды.
- Умник, ты не станешь ревновать, если оно займётся со мной любовью?
- Это всего лишь озеро, - ответил Пташкин, сам не веря в свои слова.
- Не обижай его, - сказала Маша и закрыла глаза. – Оставь нас.
Пташкин ещё немного посмотрел и вернулся в дом, готовить завтрак. Спустя пятнадцать минут вошла голая Маша и легла на кровать, зарывшись в одеяло. Через несколько минут она уже крепко спала, а вода блестела на её теле маленькими каплями.
Они гуляли по лесу. Маша надела лёгкое индейское платье. Оно закрывало её ноги, касаясь лесного мха. Маша связала волосы в две косы и перекинула их через плечи.
Лес казался просторным. Толстые буки и клёны заслоняли большими кронами небо. Сказочный сумрак навевал мысли о духах, которые могли обитать в каждом дупле и под каждой корягой. Под ногами лежали прелые листья, они покрывали всю землю, похожие на скользкую шкуру дракона.
- Ну? Я похожа на одну из этих… - она закатывала глаза, вспоминая на кого именно «из этих».
- У тебя типичное славянское лицо, - говорил Пташкин, изучая гнилой лист клёна. – Так что…