Василий поскрёб щетину, посмотрел на дверь, ведущую в подвал. Там, на столе, лежит револьвер. Там висят серебряные ружья. Похитители душ и убийцы. Живые существа. Демоны, заключённые человеком в форму. Человек придал им начало и конец. И демоны обрадовались, потому, что имея начало и конец, они получили возможность убивать себе подобных. Смертных. Тех, кто рождается и может умереть. Тех, кто имеет форму.
Звонок.
- Алло? – тихо спросил Василий.
- Вася?
- Мам? – он улыбнулся. – Как я удивлён! Думал, ты никогда больше позвонишь.
- Глупости! Как ты опять говоришь с матерью? – она повысила тон.
С годами мама научилась быстро вспыхивать, а вечером слёзно просить у бога прощения за эти вспышки. Пташкин, вдруг, подумал, что это очень удобно.
- Я говорю с тобой, мам, как хочу. Как желаю в данный момент, понимаешь?
Ольга Семёновна вдохнула, но ответила быстро. Тон её был спокойным.
- Ты изменился, Вася.
- Изменишься тут, - горько улыбнулся Василий, и увидел в тёмно экране себя.
Очки, улыбка, щетина, растрёпанные волосы, мускулистое тело. Видела бы мама его сейчас, то упала бы в обморок.
- Новые подробности о Маше, да?
Пташкин сжал трубку.
- Ты говоришь так, будто что-то знаешь, мам.
Она промолчала. Лишь тяжёлое дыхание доносилось с той стороны трубки.
- Что ты знаешь? Знала? Скрывала от меня?
Ольга Семёновна помолчала, а потом расплакалась. Она плакала очень долго, и Пташкин терпеливо ждал, глядя, как в сериале героиня-блондинка говорит с какой-то женщиной. Женщина очень плохо пыталась сыграть алкогольное опьянение. Потом в кадре появился точно такой же бездарный актёр. Он тоже, вроде бы, пытался показать зрителю, что безумно пьян. Героиня –блондинка широко открывала глаза, а из них текли фальшивые слёзы.
- Я молю бога до сих пор, но он, наверное, никогда меня не простит! – заговорила, наконец, Ольга Семёновна. – Но как? Как я могла променять твоё счастье на Него? Я – мать! Мать, и я люблю тебя! И люблю твоё счастье, какое бы оно ни было! Вася…
Пташкин прикрыл глаза. В нём просыпалась злость. Теперь, чистая, без примесей и добавок. Просто злость.
- Думаешь, когда я увидела её, то не поняла, что все эти молитвы Маша выучила для меня? Я поняла! Но поняла в тот вечер и ещё кое-что! Что вы любите друг друга… Ты любишь её. Я отринула эгоизм, который жил во мне. Я отринула принципы! Потому что ты – мой сын! И благословила тебя. Благословила вас. Но однажды… Однажды, пару лет назад, я решила сделать вам сюрприз. Ты был в институте, на работе. Я приехала первым утренним поездом. Думала, подожду тебя, поболтаю с Машей, а она угостит меня своими вкусными кексами. Но, когда я подошла к вашему дому, то увидела у калитки незнакомого мужчину. Такой высокий, и немолодой. Ему открыла Маша, и они… поцеловались. Вот так, мерзко, прямо посреди улицы, где бы их могли увидеть. Но эти… совсем не беспокоились. Я была так раздавлена, что вернулась домой. Позвонила тебе вечером и поняла, что ты ничего не знаешь. Ты был так счастлив и рассказывал, как Маша смешно поёт песни модной певицы, и какие она готовит прекрасные торты! И я промолчала… Вася…
- Мам…
- Вася, прости меня! Господь вряд ли когда-то простит за это, но ты…
Пташкин сжал трубку, и пластик захрустел.
- Мама, но ты-то! Ладно они! Все! Чёрные, завистливые! Боги этого мира, которые считают, что страсть, похоть и тела окружающих в их грязных руках! Но ты, мама!
- Прости… - Ольга Семёновна снова заплакала, и Пташкин положил трубку.
Он сидел, потирая потные руки. Он сидел и пытался справиться с дико стучащим сердцем. Он раскачивался, слушая, как скрипит диван, на котором они с Машей так часто и страстно занимались сексом. Этот звук заставлял его возбуждаться и понимать, что всё кончено. Кончено! Кончено! Какой бы она не вернулась, какой бы не запустила в него аргумент! Всё кончено!
И её красота, её удивительная красота, - всё пусть идёт куда подальше! К дьяволу, если он есть! К дьяволу!
22 мая, 2019, 20:50
Пташкин сидел на диване и смотрел в потолок. В сериале блондинка что-то слёзно кричала своему ухажёру. Ухажёр, кстати, играл тоже из рук вон плохо. Василий наблюдал, как блики скользят по потолку, как они сползают по стенам, похожие на световые помои. И двигаться совсем не хотелось. Иногда так бывает, что внутри остаётся только пустота.