Севрюгов усмехнулся.
- Василий Адамович… - он убрал папку и склонился над столом. – Помните девяносто третий год? Такой паренёк по фамилии Красков вам знаком? Знаком, я уверен. Помните то дело с девочкой, которую застрелили? Помните, как милиция брала образцы отпечатков у всех подряд в том деле? Мне не составило большого труда достать ваши отпечатки.
- Это чушь! – сказал Василий. – Их не могло оказаться на руле у Митрофанова! Не могло!
- Но они там оказались, - улыбнулся Севрюгов. – Всё просто и легко, потому что преступники прокалываются. Особенно, такие неуравновешенные маньяки, как ты.
Пташкин прикрыл глаза. Откуда у Севрюгова его отпечатки?
- Это ты всё устроил, - повторил Пташкин.
- Конечно! Я всё устроил, естественно! – рассмеялся Севрюгов. – И Митрофанова я убил, и Рому Лапкина. Всем я выпустил кишки! Только, вот, Василий Адамович, с моей женой они не спали. И не били меня. И не я оказался обманутым мужем. И не я узнал всю правду, только когда жена исчезла! И не я отказался писать заявление! И не я привлёк волонтёров на поиски жены спустя шесть дней после её пропажи! Не я! Такой удар…
Севрюгов наклонялся всё ближе и ближе. Он напоминал огромную змею, гипнотизирующую свою жертву, чтобы проглотить её с костями и внутренностями.
- Вы узнаёте, что жена вам изменяла. Вы убиваете её. Возможно! Я не настаиваю! Возможно, убиваете случайно, в порыве ненависти. Когда осознаёте, что натворили, немного трогаетесь умом, но пути назад нет. Я не знаю, какие штучки вы провернули, чтобы спрятать её тело, но Машу никто не видел. Никто и никогда, будто она растворилась в воздухе. Или не в воздухе?
Севрюгов улыбнулся, и Пташкину захотелось вмазать по его роже чем-нибудь тяжёлым.
- Затем следует череда событий. Её любовники отправляются один за другим на тот свет, причём довольно мерзким и жестоким способом, да? Такой удар, такие нервы…
Пташкин улыбнулся. Севрюгов нахмурился.
- Ты чего? Смешно тебе?
- Слышишь, Александр Анатольевич, а что ты будешь делать, если она вернётся? – спросил Пташкин.
Большие глаза следователя дрогнули, но он быстро взял себя в руки.
- Это не отменяет версии номер два, по которой, возможно, ты и не убивал Машу, но, узнав об её изменах, поехал крышей.
Севрюгов постучал по снимку.
- Отпечатки, Василий! С ними не поспоришь.
Пташкин кивнул, продолжая улыбаться.
- В таком случае, я больше рта не открою без адвоката, Александр Анатольевич.
В дверь постучали. В комнату вошёл полицейский. Он позвал Севрюгова, и тот ушёл за дверь. Сам же полицейский остался пристально наблюдать за Василием.
Пташкин подмигнул сержанту, но тот даже бровью не повёл. На поясе у него висел пистолет, к которому сержант прикоснулся.
- Иди, - сказал Севрюгов сержанту, и тот исчез. – Как интересно выходит, Василий Адамович!
Севрюгов потирал руки, но, казалось, был и сам немного удивлён. Он присел напротив.
- Звонили мои ребята и рассказали об удивительном складе оружия в твоём подвале. Не мудрено, как ты выпустил кишки этим беднягам!
Пташкин хотел что-то сказать, но вспомнил о своём обещании. Закрыв рот, он откинулся на стуле и уставился в потолок.
Глава 16
Пташкин сидел в изоляторе временного содержания. Серые стены, бетонный пол, пять двухъярусных кроватей, небольшой деревянный столик и лавка, - всё, что окружало Василия вот уже вторые сутки. По ту сторону решётки виднелся стол. На нём лежал журнал учёта, и громоздился древний пузатый монитор. Под столом урчал процессор.
Дежурили за этим столом молодые сержанты. Они менялись в восемь часов, каждое утро и вечер. Василий слышал звуки музыки, игр и видео на их телефонах. Когда в помещение входили офицеры, сержанты делали вид, что заполняют или изучают документацию. Но, так как в изолятор практически никто из начальства не наведывался, то работа сержантов была совсем не пыльная.
Напротив камеры, справа от стола, в углу висел старый телевизор. Его выключали на ночь, а днём крутили музыкальные каналы. Иногда новости.
Пташкин сидел в камере один. Завтрак, обед и ужин приносила Даша. Она ничего не говорила, только улыбалась, пропихивая в маленькое окошко алюминиевую миску. В миске постоянно что-то плескалось. На завтрак – молочная каша, на обед – суп из консервированной сайры, на ужин – что-то похожее на солянку.