Половина микрофонов была повалена и растоптана. Но отыскав один целый, Маша подула в него, и извлекла тонкий свистящий звук.
А потом запела.
Глава 26
Спи моя радость усни,
Глазки скорее сомкни
Птички уснули в пруду
Рыбки заснули в саду…
Меня разобрал нервный смех.
Настолько нелепыми, неуместными казались слова детской песенки здесь и сейчас, на этом стадионе, во время кровавой бойни.
К тому же, Маша совершенно не умела петь — у неё не было слуха.
Но микрофон работал и детский высокий голос разносился над стадионом.
Маша не пыталась перекричать барабаны. Её голос звучал контрапунктом, совершенно в другой тональности — и потому не терялся, а выделялся на фоне басовитого грохота.
И сначала ничего не происходило. Никто не поднял головы, никто не повёл даже ухом, и я махнул рукой: если не получилось у таких титанов, как Владимир и Алекс…
А потом на помост, к Маше, запрыгнул Чумарь.
Голый по-пояс, как всегда во время выступлений, он присоединил свой козлетон к Машиному мышиному писку.
Месяц в окошко глядит… — выводил рэпер.
В отличие от Маши, нот он не путал, но согласитесь: татуированный мужик, вдохновенно поющий детскую колыбельную — это что-то.
И оно подействовало.
В прямом смысле: делегаты не просто успокаивались и прекращали отрывать друг другу уши и откусывать лапы.
Они ложились на травку, сворачивались клубочками и… засыпали.
Рядом со мной мирно прикорнули вервольф и леший. Волчонок вкусно почмокивал во сне, а леший счастливо шелестел веточками — им снилось что-то хорошее.
Чуть дальше вытянулся лугару — я узнал его по относительно человеческим чертам лица вкупе с острыми, покрытыми мехом ушами.
Некто с огромными глазами совы вспрыгнул на уцелевшую часть ограждения и сунул голову под крыло.
Спал громадный белый тигр. Похрапывала в унисон медвежья семейка. Ведьма привалилась к пушистому боку лиса, её огненная грива гармонично слилась с рыжим хвостом…
Через пять минут поле походило на игровую комнату детского сада в сонный час. И только воспитатель — Гоплит — ходил меж спящих и заботливо поправлял одеяльца.
Так это выглядело со стороны: он наклонялся, проводил руками над телом, что-то шептал…
Через секунду я понял, что происходит: он занимался целительством.
Побоище для многих не прошло даром — несколько тел так и остались лежать неподвижно, было видно, что им не поможет ни песня, ни то, что творил старый ящер. Но остальные ведь могли истечь кровью — ибо спали недобудимо.
Маша с Чумарём допели колыбельную до конца и взявшись за руки, соскочили с помоста в траву.
Только сейчас я заметил, что барабаны стихли.
В какой момент это произошло — не берусь сказать. Но над стадионом повисла тишина. Но не мёртвая, а живая: то и дело она прерывалась коротким лаем, взвизгами и могучим, перекрывающим всё остальное, храпом.
Без сил упал я в ближайшее пластиковое кресло. Веки слипались, в голове — пусто, как в весеннем погребе, тело налилось приятной тяжестью, расслабляясь, принимая отдых, как награду. Я вытянул ноги, пытаясь устроиться на жестком сиденье как можно удобнее…
РОТАПОДЪЁМ!
Заряд энергии был таким мощным, что позвоночник распрямился, как пружина, подбросив меня в воздух.
ЕСТЬ!
Ответ вылетел сам собой, на автомате. Я уже стоял по стойке смирно: плечи расправлены, подбородок приподнят, руки по швам.
Шаман сбежал, поручик. Пока мы тут… развлекались, он успел скрыться.
Значит, мы должны его найти. Правильно? То, что он устроил…
Я этим займусь, а ты предупреди остальных.
Как вы его найдёте, шеф? — но голос уже стих, оставив лёгкое послевкусие табака и французского одеколона.
Стряхнув дремоту, я принялся пробираться к центру поля, лавируя меж распростёртых существ, перешагивая разбросанные во сне руки, ноги и хвосты…
Но я не прошел и трети пути. Случайно взглянув на трибуну слева от себя, я опять заметил движение. Для человека — слишком быстро. Для оборотня… Но все оборотни здесь, спят без задних лапок!
Забыв обо всём, я устремился к тому месту, где засёк движение. Разумеется, когда я до него добрался — никого там не было. Зато что-то мельтешило, двигалось под самой крышей…