— Так ты что, хочешь сказать… Ты оказал нам УСЛУГУ? — Алекс побледнел. На белом подбородке проступила щетина, глаза сделались похожи на льдинки.
Задирая подбородок, он сделал шаг к Шаману, но Владимир тронул шефа за рукав, и тот опомнился.
— А как же бойня на стадионе? — спросил я. — Ведь ты не будешь отрицать, что её спровоцировал ты. И если б не эта маленькая девочка…
— Сашхен, — Маша дёрнулась, словно я её ударил. — Хватит звать меня маленькой.
— Прости, — я повернулся к ней. — Прости, я был не прав. Ты — достаточно взрослая для того, чтобы…
— Это не отменяет бойни на стадионе, — напомнил Алекс. — Да, её удалось предотвратить. Благодаря вот этой э… юной… — Маша смотрела на него испытующе. — Барышне, — вывернулся шеф, хотя и неуклюже. — И если б не она, всех двусущих — и не только их — ждала смерть.
— Я не хотел их убивать, — сообщил Лойза. — После того, как я встретил Машу, и ещё вот его, — он кивнул в мою сторону. — Я понял, что не все существа — злые.
— Конечно нет! — шагнув к Шаману, Маша доверчиво взяла его за руку и заглянула в лицо. — Дядя Гоплит, например, очень добрый. И Сашхен.
— Я?..
Меньше всего я ожидал услышать, что кто-то считает добрым МЕНЯ.
— И ты тоже добрый, Лойза, — не обращая внимания на мой возглас, продолжила Маша. — Просто тебя много обижали, и ты ожесточился, понимаешь? Но в голове у тебя нет зла, а значит — ты тоже добрый.
Я прерывисто вздохнул.
Хорошо быть Машей: только чёрное и только белое, если ты не злой — значит, добрый, и нечего там…
В глазах Шамана вспыхнула надежда. Она была такой жгучей, такой ослепительной, что хотелось прикрыть глаза.
Вспыхнула — и сгорела. Выгорела без следа, и глаза мальчишки стали похожи на подёрнувшиеся пеплом угли.
Он коротко рассмеялся, а затем дёрнул Машу за руку и повернув к себе спиной, крепко прижал. В руку его скользнул нож и он приставил его к горлу девочки.
Я непроизвольно сглотнул.
— Поздно, добрая ты моя, — спокойно сказал Лойза. Глядел он в это время на нас. — Может, Лойза Харусек и был когда-то добрым мальчиком, но он давно умер. Остался только Шаман. Он знает: нет никакого добра. Только справедливость. Только она заслуживает того, чтобы ей служили. И я буду служить ей, даже если мне придётся убить всех, кто стоит на пути.
— О какой справедливости ты лопочешь, Лойзичек?
Этот голос был новым. Пока мы были сосредоточены на Шамане и Маше, к нам подошел ещё один человек.
Невольно посмотрел я на него, но отшатнулся, пораженный не столько внешним уродством, сколько злобой и ненавистью, сквозившей во всех его чертах.
Был он небольшого роста, крепкий и кряжистый, но какой-то весь перекошенный, с горбом на спине и таким же на груди, с коричневой, как печёное яблоко, кожей, с огромным носом, рыхлая картофелина которого нависала над бледными синеватыми губами, чуть не касаясь их. Редкие волосы, седые и тонкие, как траченные молью нити, свисали на его лоб и уши, а над ними, как купол, возвышалась испещренная родинками и пигментными пятнами лысина.
Руки его больше походили на выкопанные из земли корни, в каждой было по костылю, на которые человек опирался всей тяжестью — это чувствовалось по напрягшимся под кожей фиолетовым венам.
— Аарон Вассертрум, — выдохнул Гоплит. — Что делаешь ты здесь?
По глазам, по выражению лица старого ящера было видно, что сказать он хочет многое и многое, но сдерживает свой порыв — из-за нас.
— Забираю свою собственность, — неприветливо буркнул Вечный. — Лойза, пошли, — властно сверкнув глазами, он развернулся на своих костылях, нисколько не сомневаясь, что Шаман последует за ним.
— Одну минутку, любезнейший!
Вперёд вышел Алекс. Встал в своей любимой позе, боком к противнику и высокомерно задрал подбородок.
— Лойза Харусек находится на территории, подвластной Совету. И должен предстать перед судом.
Вассертрум захихикал. А потом посмотрел на шефа, с каким-то даже интересом.
— И как же вы намерены добиться своего? — ехидство так и сочилось из его хриплого, отвратительного голоса. — Знаете, мой Лойзичек довольно ловкий малый, — Вассертрум на своих костылях переместился чуть ближе к нам.
Несмотря на щегольской шерстяной костюм и надраенные до блеска ботинки, пахло от него, как от бомжа.
— Вы и представить себе не можете, из каких мест сбегал этот прохвост. Ну и переполох он временами устраивает! Особенно Лойзичек любит аварии. Бензовоз, который врезается в цистерну с соляркой, и вместе они, кувыркаясь, летят в жилой дом… Буфф! — лицо его осветилось мстительной радостью.