— Э… — собравшись с мыслями, конструктивно проблеял Алекс.
— Но… — вторил ему Гоплит.
— Откуда вам, мадемуазель, известно о Старце? — предельно доступно перевёл их блеяние отец Прохор.
— Ну вы даёте, — Маша вновь закатила глаза. Боюсь, с нашей компанией у девочки это войдёт в привычку. — Ассасин Крид. Игрушка такая.
— Игрушка, — на лице шефа отразилось явное облегчение.
— Старею, — скорбно покачал головой Гоплит. — Вот уже и дети болтают о Тайных Знаниях так, будто это простые сплетни.
Отец Прохор зло рассмеялся.
— Спокуха, старички, — бросив свой брецель, он взял пирожок и откусил сразу половину. — Тайные знания, — передразнил он Гоплита. — Надо идти в ногу со временем, сечёте? Уж ты-то, Алексашка, мог бы…
— Может, по этой э… игрушке, тоже сняли фильм? — беспомощно спросил старый ящер.
— Сняли, — я вежливо улыбнулся. — И поверьте: вымысла в нём куда больше, чем правды.
— Ой, да успокойтесь уже, — отец Прохор доел пирожок и невозмутимо набулькал себе полную кружку заварки. — Тоже мне: малые таинники.
— Нет, ну почему же — малые, — обиженно пробурчал Алекс. — Лично у меня — вторая ступень.
— Ну всё, хватит, — от этого рыка все подскочили. Рамзес довольно осклабился, свесив розовый язык меж громадных, как у велоцераптора, зубищ. — Сбросили напряжение — молодцы. Теперь — ближе к делу.
Возражать псу никто не посмел.
— Вот здесь, — Алекс солидно похлопал по тетради, — Есть всё, что нам надобно знать о Шамане.
— Помните: Платон Федорович судил весьма субъективно, — сказал я.
— Естественно. Но он был до мозга костей учёным, исследователем, и всегда записывал только то, что видел. И уже отдельной колонкой давал свои выводы.
— И вот им бы я верить не стал, — заметил я.
— От дяденьки Очкастого всегда плохо пахло, — вставила Маша. — Как гнилой апельсин, только хуже.
— Ладно, это не важно, — Алекс нетерпеливо захлопнул тетрадь. — И всё же думаю, что автобиографическим сведениям можно верить.
— Это каким? — спросил я. — Что его истязала мамочка, или что он сжег обоих родителей? — спохватившись, я покосился на Машу — вроде как не полагается при ребёнке говорить о таких ужасах… — Или о том, как он воспитывался в спецшколе, в которой его с младых ногтей обучали манипулированию людьми?
— Здесь написано, что в детстве его похитили для опытов, — подал голос Алекс. — Это коррелирует с тем, что он сам устроил в доме скорби, и я решил, что…
— У него были родители, — сказала Маша. Все, как по команде, замолчали и оборотились к ребёнку. — Ну, понимаете… это видно, — для пущей наглядности она выпучила глаза. — Не знаю, как объяснить. Но у нас в детдоме КАЖДЫЙ мог сказать, кто сирота, а кто нет.
— Ладно, доверимся суждению эксперта, — кивнул отец Прохор. — И тогда у нас получается…
— Ненадёжный рассказчик, — сказал Алекс. — И всем о нём записям — грош цена, — кончиками пальцев он взял тетрадку и отбросил её подальше, на диван.
— Ну, не совсем, — Гоплит, протянув руку, цапнул тетрадь и зашелестел страницами. — Опытные психологи свободно могут экстраполировать бред сумасшедшего, выделяя из него крупицы истины. А ваш покорный слуга…
Он скромно потупился, давая понять, что комментарии по поводу его квалификации излишни.
— Уж не хотите ли вы сказать, батенька, что вам доводилось пить чай на террасе у Карла Юнга? — задиристо вопросил отец Прохор.
— Не имел чести быть представленным, — с достоинством парировал Гоплит. — Но вот с Сигизмундом Фройдом мы неоднократно вели диспуты на венерические темы. И их значения для душевного равновесия.
Я забыл о чае. Забыл о Шамане и обо всём остальном. Слушать пикировку старичков иногда занятней, чем перечитывать их же мемуары.
— С вашего позволения, я ознакомлюсь с сим опусом, и затем представлю вам свои выводы, — высокопарно закончил Гоплит, и убрал тетрадь к себе в карман.
Алекс пренебрежительно фыркнул.
Но затем воззрился на меня…
— Ты думаешь, мы послали тебя в логово дракона только из одной прихоти, мон шер ами, — сказал он. — Бросили на камни — как ты выразился. Но ты забыл об одном: уж я-то знаю, кто ты таков, господин Стрельников.
Я вздрогнул. Наверное, впервые в жизни Алекс назвал меня по фамилии.
Кадет — когда он не в духе.
Поручик — когда по делу.
Сашхен — это когда он хочет, чтобы и остальные испытывали те же сладость и свет, что и он.
Но по фамилии — никогда. Также, как и я никогда не звал его господином Големом — просто потому что это было вовсе не его имя.