Помогать рэперу необходимости не было — он прекрасно справлялся сам.
Но и уйти в клуб казалось неправильным…
Лучше бы я ушел.
Но дурацкое благородство взяло верх над здравым смыслом, и я остался.
В какой-то момент один из волчат, сбитый с ног подсечкой Чумаря, подкатился мне под ноги, я не удержал равновесие на скользком льду…
Очки полетели в одну сторону, кепка Реал-Мадрид в другую, а над тротуаром понёсся визгливый вой волчонка: СТРИГО-О-ОЙ! Мертвяки наших бьют!..
Откуда-то сбоку донёсся набегающий топот, потом послышался такой звук, словно кто-то рядом громко срыгнул, и на меня бросился волк.
Он прыгнул с навесом, придавив меня к земле передними лапами, в лицо пахнуло свернувшейся кровью, этот запах пробудил мои с таким трудом сдерживаемые инстинкты.
Один Бог знает, как мне удалось удержаться, и не вонзить клыки ему в шею.
Помните, я говорил? Хищник имеет право на всю добычу, которую найдёт…
Размахнувшись, я сбил его с себя кулаком. Забыл, что в кулаке зажаты лямки от сумки с пирогами, коробки открылись, волчонка осыпало печеной курицей вперемешку с грибами.
— Ах ты мразь! — Чумарь учуял запах съедобного баллистического снаряда. — На святое покусился!
Смешались в кучу волки, люди, под залпы вражеских орудий… Что значит русский бой удалый, наш рукопашный бой.
Такой импровизации Алекс, конечно, мне не простит. Но иначе и передать всего нельзя.
Вой, визг, молодецкие маты Чумаря, сладкий запах шоколада… эх, всю жизнь мечтал засадить кому-нибудь по мордасам шоколадным тортом!
Вой сирены вклинился в мозг постепенно, как скальпель, осторожно нащупывающий опухоль.
Я остановился. Чумарь тоже.
Волчата должны были услышать сирены раньше — у них слух лучше. Но в пылу сражения они его пропустили, и теперь — и те, что перекинулись, и те, что не успели — в буквальном смысле поджали хвосты…
Глаза желтые, взгляды дикие — при всём желании за людей их принять не получится.
— Что будем делать, старшой? — было их уже семь душ. И смотрели они на вожака, того самого, с золотыми кудрями и наглой толстой мордой…
Глава 11
Вожак, в свою очередь, посмотрел на нас. Не знаю, почему.
Во взгляде его читались немой вопрос и детская неуверенность.
— А ну, лапы в руки, и айда за мной, — решительно скомандовал Чумарь.
И побежал к двери в клуб…
Двое «милиционеров» так и бежали на четырёх, не успели перекинуться.
И это к лучшему: голые мужики на декабрьском морозе могли вызвать ненужную ажитацию.
На тротуаре после нас остался полный свинарник: разбросанные пельмени, желтые, как летнее солнце, ломти пирогов и коричневые потёки шоколадного торта.
На угощение тут же налетели предприимчивые московские голуби, среди них сновали наглые воробьи…
Чумарь, оглянувшись, только вздохнул.
А я никак не мог справиться с клыками: лезли изо рта, хоть вырывай. Драка, молодой мускусный запах волчат, остатки шоколада на руках… Когда мы дробной рысцой подбежали к клубу, сирена наконец взвизгнула в последний раз и смолкла: полиция добралась до места.
А ведь их кто-то вызвал. Какой-то доброхот позвонил в ближайшее отделение и дал наводку — пресеките, мол, безобразие.
Это мог быть кто угодно: например, бдительная и охочая до порядка бабулька из ближайшего дома.
Отперев дверь, Чумарь жестами прогнал мимо себя пятерых двуногих и двух четвероногих волчат, заскочил сам и втянул за рукав меня.
В щель двери я успел заметить, как к «Вяленому Баклажану» направляется представитель закона и порядка, в зимней шинели, крепких яловых сапогах и смушковой шапке.
— Дядя Вова! — Чумарь ссыпался вниз, пересёк зал и бросился к кабинету. Рванул дверь, постоял пару секунд на пороге и медленно, ссутулив плечи, поплёлся назад.
К тому времени, как он добрался до нас, во входную дверь уверенно и властно стучали.
Чёрт. Признаться, я рассчитывал, что с властями поговорят господа дознаватели.
Например Алекс. Выйдет вальяжно, мазнёт какими-нибудь корочками в солидном кожаном переплёте… На полицейских средней руки это действует превосходно.
В дверь стучали уже каблуком. Металлическое полотно её содрогалось, из щелей сыпался сухой бетон.
Я посмотрел на рэпера. В конце концов, он здесь хозяин…
— А они там… — Чумарь с затаённой завистью щелкнул себя по горлу. Комментарии были излишни.
Господа дознаватели решили нас не ждать — закуска, как известно, градус крадёт.