И вновь перед глазами картина: состав подходит к перрону, двери открываются. Скопившиеся в ожидании поезда входят внутрь…
На сиденьях лежат сумки. Трепыхаются от сквозняка брошенные на спинки куртки, как попало валяются зонтики, детские игрушки, дорогие телефоны…
Я бы на таком поезде не поехал.
Мария-Целеста.
Корабль, со всем его содержимым — канатами, якорями, обстановкой кают, нетронутым камбузом — обнаруживают в центре океана. Всё на месте. Нет только людей…
Я высказал свою догадку вслух.
Алекс кивнул: наши мысли двигались в схожем направлении. Но больше он ничего говорить не стал — слишком мало данных.
На станцию нас пустили.
Кордон из молодых волчат был впечатлён молотом Владимира — в качестве «документа».
Небрежно размахнувшись, московский дознаватель снёс ближайшую гранитную колонну, а потом сердечно поинтересовался: насколько их черепа превосходят по крепости гранит?
— Можно было просто попросить, Володенька, — тихо попенял ему Алекс, спрыгивая с перрона в чёрную, пахнущую мочой и соляркой яму, неподалёку от мраморной арки туннеля.
— Так лучше, — Владимир поморщился от запаха. Он уже стоял рядом с Алексом, осторожно трогая носком ботинка стальной стержень рельса. — Так они не разболтают. Побоятся, что накажут за ослушание…
— Ты прав, — кивнул шеф. — Обойдёмся без пушечного мяса.
И пошел вглубь туннеля, светя себе под ноги карманным фонариком.
До Ботанического меньше трех километров, — я в последний раз посмотрел на экран телефона.
Не так уж и много, для чего-то совсем уж кошмарного. И в то же время — не мало.
Обогнав шефа я пошел впереди — мне фонарик не нужен, он только слепит глаза.
Чумарь сопел за спиной.
Шагов Алекса я не слышал — тот любил передвигаться бесшумно.
Поступь Владимира отдавалась под сводами гулким эхом… А впрочем, это не важно. Что бы там ни было, о нас оно уже знает.
Идти вместе, вчетвером, решили после долгих споров. Алекс напирал на то, что «этому» — тому, что затаилось в туннеле метро — никто не помешает побежать от нас в другую сторону и благополучно миновав станцию, исчезнуть в следующем туннеле.
— Так и будем бегать, пока не посинеем, — горячился шеф.
— Не будем, — успокоил его Владимир. — Я попросил кое-кого подежурить, на том конце. А разделяться — глупо.
Где-то через километр, когда уже начало казаться, что туннель совершенно пуст, и кроме мерзкого бомжиного запаха здесь уже ничего не будет… я увидел тень.
Она просто колыхалась у стены туннеля — было темно, и только отсветы фонарика Алекса позволили мне заметить неверный контур.
Неужели бомжи заходят так далеко? — мысль была праздная, я всё никак не мог привыкнуть к тяжелому, состоящему из многих включений запаху. — Но что им тут делать? Ни еды, ни выпивки… Да и туннель слишком узок, на ночлег здесь не устроишься.
Тень всколыхнулась ещё раз, я подошел ближе.
Человек стоял к стене лицом.
Бомжом он не был — насколько я мог судить. Хорошее шерстяное пальто, меховая шапка, блестящие ботинки… От него исходил слабый запах одеколона и почему-то крови.
Упал? Наткнулся во тьме на стену и ободрал руки?..
Он просто заблудился, — успокоился я. — Состав остановился, всех выгнали из вагонов, началась паника…
А тут такая темень — никаких ведь источников света. Поезд уехал, а люди принялись блуждать в темноте, натыкаясь на стены…
— Здравствуйте, — негромко, чтобы не испугать бедолагу, проговорил я. — Мы пришли вам помочь.
Протянув руку, я осторожно взял мужчину за плечо и повернул к себе.
У человека не было лица. Оно было съедено дочиста, до самых костей.
Не заорал я, лишь потому что окаменел от ужаса.
Чумарь за моей спиной засопел очень громко, затем послышались быстрые шаги в сторону и звуки, с которыми человека выворачивает наизнанку.
Господа дознаватели только крякнули в унисон.
— Поговорить надо, — негромко сказал Алекс и подёргал меня сзади за куртку. — Отомри, поручик.
Я вздрогнул и пошевелился.
Рука всё ещё лежала на плече человека без лица. И самое страшное: я никак не мог понять, мёртв он, или всё ещё жив…
Несмотря на свои хвалёные способности, на чуйку, которой так гордилась Антигона, я абсолютно ничего не понимал.