— Я ЗДЕСЬ!.. — теперь я точно знал, откуда доносится звук. И не стал терять ни мгновения.
В темноте я налетел на крупное тело — по запаху, по ощущению ткани под кончиками пальцев, я понял, что это лорд Бэкон.
Разгон мой был так силён, что мы оба упали — в темноте, в узкой каменной кишке, оставалось лишь надеяться, что мы не ушибли Машу…
Он больше меня не уговаривал. Вообще не тратил слов — Лорд Бэкон был опытным бойцом, и он не собирался умирать.
Напротив, он нацелился убить меня, и поэтому дрался грязно, как преступник, как бандит в подворотне.
Большими пальцами он сразу вцепился мне в глаза. Знал, что без воздуха я прекрасно обойдусь, да и нож в сердце испортит разве что, костюм.
Обхватив мою голову, вдавив пальцы в глазные впадины, он пытался провернуть её назад, выкрутить шею… И тут во мне взыграло.
Глаза! Только недавно я снял повязку, и ещё не забыл ощущение, с которым в глаз входит арбалетный болт. То, что лорд Бэкон покусился именно на глаза, так меня разозлило, что я забыл обо всём.
Ярость берсерка.
Если меня спросят, что и как было дальше — я не смогу ответить. Я просто не помню.
Взвыв, как самый настоящий оборотень, я принялся сопротивляться. Отчаянно, бездумно, зная, что на кону стоит единственное, что по-настоящему ценно: моя жизнь.
Согласен, звучит забавно: мертвец дерётся за свою жизнь.
Но в тот момент, когда я сцепился с Древним, чей опыт превышал всё, что я мог представить; чья сила превосходила мою, как стальной локомотив превосходит в скорости живую лошадь; всё, что я мог… Впрочем, слова тут бессильны.
Это была грязная драка.
В ход шло всё: удары в пах, в колено, однажды я почувствовал, как хрустнул, проворачиваясь в другую сторону, локоть… Зубы, ногти — я вспомнил, что могу отрастить довольно длинные, и впился ими в лицо Бэкона.
Он заорал.
Возмущенно, словно не ожидал такого подвоха. И всадил колено мне в живот.
И хотя дыхания уже давно не было, это было по-настоящему больно.
А потом он достал нож.
Не знаю, почему сэр Фрэнсис не сделал этого раньше — может думал, что и так справится. Но в какой-то миг я почувствовал, как лезвие входит в почку.
Тело пронзила судорога, я выгнулся дугой, и… Обмяк.
Нет, сознания я не потерял. Но боль была такой сильной, что парализовала.
Позже я думал, что после третьей метки ко мне, частично, вернулись способности чувствовать, словно я живой — несомненно, в этом заслуга Алекса.
В тот момент я думать не мог — только чувствовать. И что характерно: сквозь дикую боль, как росток, пробивалось ещё одно чувство: чувство страха. Я боялся умереть.
И осознав это, я рассмеялся.
А потом попытался схватить противника за шею… Но лорд Бэкон исчез.
Нож так и остался в моей почке.
Нанеся смертельный удар, вероятно он посчитал миссию выполненной, и не стал утруждаться отсеканием моей головы — процедурой сколь утомительной, столь и неаппетитной.
— МАРИ! — это звал лорд Бэкон. — Где ты, ангел мой? Не бойся, мерзкий стригой мёртв. Иди ко мне, девочка моя, я отведу тебя к свету…
Лёжа на боку, я считал секунды.
Маша не отзывалась.
Умница моя, — я посылал ей мысленные сигналы. — Молчи, девочка, затаись, не дай ему себя обнаружить.
— Мари, ты делаешь только хуже СЕБЕ, — увещевал лорд Бэкон. Голос его постепенно удалялся. — Скоро этот коридор будет затоплен, я открыл все шлюзы… Ты утонешь, Мари, и я не смогу тебе помочь.
Заведя руку за спину, я нащупал ручку ножа. Попытался вытащить, но не смог — пальцы скользили, размазывая кровь, и никак не могли ухватить…
— Сашхен, — это был не крик. Шепот. Лёгкий, как ветерок. И я уже подумал, что мне померещилось, но тут на щеку опустилась маленькая прохладная ладошка…
— Маша, ты в порядке? Ты не ранена?
— Только моя гордость.
— В смысле?.. Он что, над тобой…
— Поверила чужому дяденьке, как мелкая дурочка.
Я попытался испустить вздох облегчения, и — не смог. Лёгкие были пусты, сердце не билось. Усилием воли я подавил рефлекс запустить «мотор». Если я это сделаю, просто истеку кровью.
Вот чего не учёл лорд Бэкон. Он забыл, что я — мертвец, и нанеся смертельный удар, решил, что этого хватит.
— Маша, ты должна кое-что сделать, — язык ворочался плохо, глотка пересохла. Всё-таки долго быть мёртвым стрёмно — начинаешь превращаться в мумию.