– Люцифер! – выдавил он из себя. – Жнец Люцифер!
Произнеся эти слова, Жнец Брамс почувствовал себя жалким и ничтожным – словно его заподозрили в поддержании и распространении сплетен.
Удовлетворенно кивнув, самопровозглашенный жнец ослабил давление.
– Ты не жнец, – рискнул произнести Брамс. – Ты всего-навсего провалившийся на экзамене ученик, и тебе несдобровать.
На это юноша ничего не ответил. Вместо этого он произнес:
– Сегодня вы убили молодую женщину.
– Это мое дело, а не твое.
– Вы убили ее, чтобы сделать приятное своему другу, который хотел с ней развязаться.
– Это неслыханно! У тебя нет на этот счет никаких доказательств!
– Я наблюдал за вами, Иоганнес, – отозвался Роуэн. – Как и за вашим другом, испытавшим большое облегчение, когда несчастная была убита.
Неожиданно Брамс ощутил возле своего горла лезвие ножа. Его собственного ножа.
– Признаете ли вы это? – спросил Роуэн.
Все, что сказал юноша, было сущей правдой, но Брамс предпочел бы скорее умереть, чем перед учеником-неудачником признаться в убийстве. Даже с ножом у горла.
– Давай, режь! – прохрипел Брамс. – Ты только прибавишь еще одно преступление к списку уже совершенных. А когда меня восстановят, я буду свидетельствовать против тебя. И будь уверен, тебя поймают и будут судить.
– Кто поймает? «Гипероблако»? Весь этот год я расправлялся с продажными жнецами по всей стране, а «Гипероблако» никак на это не отреагировало, даже не сообщило в полицию. Как вы думаете, почему?
Брамс утратил дар речи. Пока этот так называемый Жнец Люцифер его допрашивает и всячески унижает, у «Гипероблака» было достаточно времени, чтобы прислать ему на помощь полицейский наряд. Именно так «Гипероблако» и поступает, когда угроза жнецу исходит от простых граждан. Почему же это не происходит сейчас? Кто разрешил обычному человеку вести себя так, как обычные люди поступали в далеком прошлом?
– Если я сейчас заберу вашу жизнь, – произнес юноша, – то назад вам ее не вернут. Я сжигаю тех, кого отправляю в отставку, и оставляю только пепел.
– Я тебе не верю! Ты не посмеешь!
Но Брамс верил Жнецу Люциферу. Начиная с января месяца с десяток жнецов по всем Мериканским областям стали жертвой огня при совершенно загадочных обстоятельствах. Их гибель приписывали случайности, что не было правдой. Но, поскольку тела их были сожжены, вернуть этих жнецов к жизни оказалось невозможно.
Теперь Брамс знал, что передаваемые из уст в уста истории о Жнеце Люцифере, под мантией которого скрывался проваливший экзамен ученик Роуэн Дэмиш, были правдой, как и рассказы о его возмутительных поступках. Брамс закрыл глаза и в последний раз вздохнул, постаравшись не задохнуться от жуткой капустной вони.
Но Роуэн сказал:
– Сегодня вы не умрете, Жнец Брамс. Не умрете даже на время.
Он отвел лезвие от горла жнеца.
– Я даю вам последний шанс. Если вы будете вести себя с благородством, подобающим жнецу, и совершать жатву достойным образом, вы меня больше не увидите. Но если продолжите служить своим грязным аппетитам, я превращу вас в пепел.
И исчез, словно растворился в вечернем воздухе. А на его месте выросла молодая пара, с ужасом разглядывающая Жнеца Брамса.
– Смотри! Это же жнец!
– Не стой столбом! Помоги мне его поднять.
Молодые люди помогли Брамсу встать. Его желто-оранжевая мантия была покрыта слизистыми желтыми и коричневыми пятнами, словно потеками соплей. Это было унизительно. Брамс на мгновение подумал: а не лишить ли эту парочку жизни – ведь никто не должен видеть жнеца в таком убогом виде. Но вместо этого он протянул руку и позволил молодым людям поцеловать кольцо жнеца, на год подарив им иммунитет. Он заявил, что это награда за их доброту, хотя в действительности ему просто нужно было, чтобы они ушли и избавили его от необходимости отвечать на вопросы, едва не срывавшиеся у молодых людей с языка.
Когда парочка скрылась в темноте, Жнец Брамс отряхнулся и решил ничего не говорить на Контрольном комитете, чтобы не подвергать себя насмешкам. Довольно с него унижений!
Да уж! Жнец Люцифер! Никто в этом мире не сравнится по степени ничтожности с провалившимся на экзамене учеником жнеца, и не было еще среди таковых существа менее благородного, чем Роуэн Дэмиш.
И тем не менее он знал, что слова этого юноши не были пустой угрозой. А может быть, ему действительно следует быть более скромным? Вернуться к тому, чему его учили в юности – бескорыстию и честности? Чтобы вновь стать «Досточтимым Жнецом» не только по званию, но и по существу?