— Она учительница. Подрабатывает репетиторством на дому, благодаря чему может обеспечить детей вещами первой необходимости.
— М-да, дела, — неоднозначно выдохнул я. — Ладно, разберемся. И с их качеством жизни, и с тем, кто в этом качестве жизни виноват.
Минск несмотря на то, что по всей стране стояла теплая погода, встретил нас сыростью и небывалой прохладой, что была аккурат под стать нашему настроению. Казалось, даже гвардейцы, которые ехали в других автомобилях заразились нашей с Кузнецовым удрученностью.
И обстановка, витавшая в той части горда, в которую мы въехали, подчеркивала градус напряженности. Покосившиеся здания; неработающие магазины с потускневшими вывесками; множество сомнительных личностей, что, завидев нашу колонну, устремились спрятать свое лицо под маской и скрыться за углом очередного обветшалого здания. Все говорило о том, что здесь живут люди, окончательно утратившие веру в себя и свои силы. Но даже среди таких личностей находятся те, кто готов выгрызать себе место под солнцем. Пусть не для себя, но для своих детей.
Именно возле дома, в котором живет такой человек, мы и остановились. Вглядываясь через проем, в котором отсутствовали двери, в темноту подъезда, что сквозил безнадежностью, я пригладил свой пиджак. Я граф, и даже такой вид, как тот, что развернулся перед моими глазами, не должен суметь пошатнуть те дух и решимость, с которыми я сюда приехал.
Усмехнувшись своим мыслям, которые были, скорее, отголоском моей прошлой жизни, нежели настоящей причиной неведомой тревоги, я вспомнил, что мне доводилось жить и не в таких злополучных местах.
Прежде чем войти внутрь здания, я мельком взглянул на двух старушек, сидящих на относительно уцелевшей лавочке, которым было плевать на кружащую вокруг непогоду. Они осмотрели меня с ног до головы, после чего синхронно махнули на меня рукой, также синхронно бросив:
— Наркоман…
М-да, миры разные, а бабки возле подъездов все те же. Но, как бы то ни было, их слова привели меня в чувства, и я смело шагнул внутрь подъезда. Вслед за мной направился Кузнецов, когда гвардейцы, покинув броневики, заняли вход в здание, удостоившись получить от бабулек то же прозвище, что и я, несмотря на их грозный, в отличие от моего, внешний вид. Участь быть обозванным миновала лишь Виталия Федоровича, чему тот был, несомненно, рад, судя по его губам, дрогнувшим в улыбке.
Лифт в здании, разумеется, не работал, поэтому нам пришлось топать на шестой этаж по лестнице. Не сказать, что это непреодолимое препятствие для Одаренного, но к хорошему быстро привыкаешь.
Остановившись возле старой деревянной двери, которая, в отличие от остальных дверей на этаже, была хотя бы чистой, я почувствовал души тех, ради которых, собственно говоря, сюда и прибыл, бросив все свои дела. Одна из душ, явно принадлежащая маленькому ребенку, была весьма слаба, отчего я раздраженно цокнул.
— Что не так, Саша? — мгновенно напрягся Кузнецов, зажигая свой Дар.
— Погасите свою силу, Виталий Федорович, — приказал я. — Сейчас войдем, и вы сами все узнаете, — проговорил и смело постучал об дверной косяк, тонко рассчитывая свои силы, потому как дверь была настолько ветхой, что я ненароком мог ее пробить насквозь.
Мне сразу довелось почувствовать приближение двух человеческих душ. Тем не менее сходу открывать нам дверь никто не стремился.
Человек по ту сторону замер, прислушиваясь к тому, что происходит в подъезде. В глазок посмотреть девушка, а это была именно она, не могла, потому как его попросту не существовало, вот ей и оставалось рассчитывать лишь на свои слух и чувство собственной безопасности.
Для подтверждения своих намерений я повторил стук по дверному косяку, за что удосужился тихого:
— Кто там?
— Мы по поводу вашего мужа, — твердым голосом проговорил я, стараясь не дать ему дрогнуть.
Сразу же послышался лязг дверного замка, за которым последовало само открытие двери. Секунда, и на меня полными надежды глазами смотрит молодая, но ссутулившаяся, девушка с годовалым ребенком на руках. Под глазами темные круги, свидетельствующие о бессонных ночах. Щеки слегка впалые, что говорило о том, что девушка не доедает.
Зато ребенок на ее руках выглядел иначе. Его розовые щечки показывали, что мать жертвует собой ради того, чтобы чадо росло здоровым и крепким.
— Петрова Ольга Леонидовна? — без приветствий спросил я, вернув свой взгляд к глазам девушки.
— Да, — слегка кивнув, ответила девушка. — А вы? Вы из Стражей? Что с моим мужем? — зачастила она, пытаясь выведать все и сразу.