Надо же, а парень-то оказался ведомым, что было, откровенно говоря, очень плохо. Это значит, что над Миссурийским стоит кто-то еще. Следовательно, его смерть не остановит исчезновения людей по всей империи, разве что ненадолго замедлит.
— Избавиться от нарушителя, — на сцене подле Грошева и Миссурийского появился князь Долгоруков и указал на меня пальцем.
«Никогда мне не нравилась его семейка», — мыслеречью заключила Кей, на что мне оставалось молча согласиться.
— Сначала приглашаете, а теперь стремитесь избавиться, — оскалился я, сделав первый шаг к сцене. — Негоже так поступать, Ваше Сиятельство, — в следующий момент я преодолел расстояние, нас разделяющее, с помощью Теневого Шага, чтобы оказать рядом с князем и проговорить ему в лицо: — Разве ваш брат об этом не рассказывал?
Секундного замешательства со стороны Долгорукова было достаточным для того, чтобы я поставил на его душу Печать Ограничения.
Огонь Мастера столкнулся с моим телом, после чего плавно стек на землю. Все же не хотелось понижать ранг Долгорукова ниже, чтобы его кто-нибудь не прибил ненароком. А на уровне Мастера он мне ничего противопоставить не сможет.
— Что ты со мной сделал, Новиков? — глядя на свои руки, без страха спросил князь.
Я склонился к Долгорукову, чтобы прошептать ему на ухо:
— Своими действиями вы защищаете преступника, Ваше Сиятельство, — по движению души князя я понял, что моим словам он не шибко-то поверил, что совсем неудивительно. — Надеюсь, вам хватит здравого смысла не вмешиваться и сохранить жизни своим людям, стремительно приближающимся к нам.
Удивительно, но князь все же поднял свою руку вверх, заставив своих людей остановится возле линии, начерченной Чайей на земле. Излюбленная фишка богини: тот, кто ее пересечет, зачастую лишается жизни.
Кивнув князю, обошел его и встретился взглядом с отцом Оксаны. Усмехнувшись, я произнес:
— Какова ирония, не так ли, Владимир Сергеевич? — спросил я. — Не так давно я привел вашу дочь к вашему дому, освободив ее из плена. Затем, когда ко мне обратились за помощью, я выступил в роли защитника, сразившись за руку Оксаны на арене, — по лицу графа было видно, что он начал понимать, к чему я клоню, но мне не удалось сдержать себя от того, чтобы продолжить: — Забавно, что сейчас я выступаю в роли того, против кого когда-то сражался, — разведя руки в стороны, я добавил: — Разница заключается лишь в том, что я действую более нагло просто потому, что могу себе это позволить. И чтобы вернуть свою невесту, то Джону Миссурийскому, палачу Рода Новиковых, всего лишь нужно будет одержать победу надо мной в войне на полное уничтожение. Или! — оскалившись, я внезапно поднял палец вверх, словно спохватившись, и добавил: — Наш дорогой Джон просто поклянётся своим Даром, что никак не причастен к похищению людей по территории всей Российской империи? — я посмотрел на отца Оксаны и проникновенно вымолвил: — В таком случае, даю вам слово, я верну вашу дочь в эту же секунду!
Грошев требовательно взглянул на Миссурийского, на что тот затравленно опустил глаза.
— Александр Петрович, как он может быть не причастен, если занимается поисками пропавших людей и их похитителей? — спросил уже пришедший в себя Долгоруков.
— Знаете, вы правы, Ваше Сиятельство, — обернулся я. — Получается, поклясться не может… Значит, я не могу вернуть Оксану… — на моем лице в очередной раз за этот вечер взыграл оскал. — Следовательно, будет гораздо занимательнее наблюдать за реакцией граждан нашей с вами страны на то, как падает восходящая звезда Российской империи, — вновь взглянул на Миссурийского: — До встречи на войне, дорогой Джон.
Спокойным шагом направился на выход со сцены, ненадолго остановившись возле князя Долгорукова:
— Даю вам слово, Ваше Сиятельство, ваше ограничение спадет через несколько часов после моего ухода, — тихо произнес я, после чего с улыбкой добавил: — Не подставляйтесь.
Уже тогда, когда я спустился со сцены и оказался рядом с Чайей, из толпы аристократов показалась Екатерина, которая тут же замерла, столкнувшись со мной взглядом.
— Саша, так нельзя! — пространство вокруг принцессы разом опустело, что позволило ей встать свободнее. — Нельзя просто взять и похитить человека, угрожая всем и каждому!
— Скажите, Ваше Императорское Высочество, — от моего обращения у Романовой дернулось лицо, как от хлесткой пощечины, на что я просто продолжил: — имеете ли вы право говорить мне, что нельзя, а что можно?