В комнате наступает тишина, а я пытаюсь придумать, о чем бы еще поговорить. Ронан смотрит на тушеное мясо и нюхает его, прежде чем съесть.
— Зачем ты это делаешь? — интересуюсь я.
Он моргает, глядя на меня, а его щеки краснеют под моим пристальным взглядом.
— Не люблю определенные продукты, — говорит он.
— Хорошо..., — я растягиваю это слово, тщательно подбирая следующие. — Например, какие?
— Ну, не знаю.
Если бы это был кто-то другой, я могла бы подумать, что он специально так говорит. Но ответ Ронана честен, и я чувствую, что в большинстве случаев его ответы имеют смысл только для него. Он не понимает необходимости вдаваться в подробности. Я всегда воспринимала это как признак того, что он не хочет, чтобы с ним разговаривали, потому он так краток и груб. Но потом я думаю о нем и Кроу, и о том, насколько они близки. Кроу всегда подталкивает его к новым ответам, и я никогда не видела, чтобы Ронан сердился на него за это.
Поэтому я решила проверить это сама.
— Почему ты не знаешь, Ронан?
Он ест картофелину и обдумывает свой ответ, прежде чем ответить.
— Там, где я вырос, еда иногда издавала какой-то странный запах. Я точно не знаю, что это было. Но нас от этого тошнило. Поэтому я всегда проверяю, на всякий случай.
— А?
В комнате снова воцаряется тишина, пока я набираюсь смелости для следующего вопроса.
— Это ведь было в лагере, верно?
Он кладет вилку на стол. И я не могу прочесть выражение его лица. Я никогда не знаю, о чем он думает. Но я знаю, что никогда не смогу этого понять, если не буду пытаться.
— Лаклэн сказал мне, что ты вырос в каком-то тренировочном лагере, — добавляю я, надеясь, что он объяснит мне все подробнее.
— Да, — отвечает он. — Так и было.
— Может быть, ты мне расскажешь об этом? — тихо спрашиваю я.
Он хмурится, а потом говорит:
—А что бы ты хотела узнать?
— Твои родители жили там вместе с тобой?
— Может быть, — говорит он. — Я видел своего отца только один раз. Никогда не встречал свою маму.
Его голос безэмоционален. Как будто он говорит мне, что на улице холодно. Или что сегодня понедельник. Для него это просто факт. Ничего больше. И это опустошает меня.
— Так кто же тебя вырастил?
— Дама, — говорит он. — Я не знал, как ее зовут. Она воспитывала нас, пока нам не исполнилось восемь лет, а потом началось наше обучение.
— Тренировка для ... убийства, верно?
— Да, — кивает он. — Но в основном только для военных целей. Они верили, что грядет война. И они превращали нас в солдат.
— Так как же ты познакомилась с Лаклэном?
— Я встретил его в церкви, — объясняет он. — После того, как покинул лагерь. Его мама забрала меня домой и заботилась обо мне, пока не умерла.
На этот раз в его голосе сквозит теплота. Хотя он этого и не говорит, но совершенно очевидно, что она ему очень нравилась. Его отношения с Лаклэном проясняются благодаря этим простым словам. И я ловлю себя на том, что хочу, чтобы его мать была еще жива, чтобы я могла обнять ее и поблагодарить за помощь Ронану. За то, что воспитала его таким, какой он есть сегодня.
— Может быть, ты расскажешь мне, что именно они заставляли тебя делать в лагере?
Он молчит, и его глаза снова темнеют, он закрывается от меня. Это вопрос, на который он не хочет отвечать. И я должна понять, что есть некоторые вещи, которые я, возможно, никогда не узнаю. Пусть он сам мне скажет, если захочет. Но я разрушу его барьеры, один за другим.
— Ты мог бы мне показать, — предлагаю я вместо этого.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он.
Я оставляю тарелки на столе и встаю, беря его за руку. Ронан мгновение смотрит на наши сцепленные пальцы, потом расслабляется в моей хватке и следует за мной, куда я его веду. В спальню.
Я отпускаю его руки и встаю перед ним, нервничая.
— Я хочу почувствовать тебя, — объясняю я. — Всего тебя, Ронан. Я хочу почувствовать тебя кожей. Узнать тебя полностью. Ты позволишь мне это сделать?
Он хмурится. Его глаза опущены вниз, и я не могу ничего прочесть в них. Поэтому я протягиваю руку и касаюсь его лица, пробуждая магию, которая возникает между нами всякий раз, когда мы вместе. Я хочу, чтобы он тоже это почувствовал. Чтобы успокоился, зная, что он в безопасности со мной. Что я никогда не причиню ему вреда и не буду осуждать его. Потому что в этот момент я больше не могу отрицать, что мы связаны на каком-то странном уровне. И я знаю, что не могу быть единственной, кто чувствует эту связь.