— Пошел вон!!! — и лишь, когда эти слова вырвались изо рта, Нэд понял, что… допустил ошибку. Опять.
Клесх усмехнулся:
— Теперь на сколько сошлешь? На десяток лет? Или пока богам душу не отдашь?
— Клесх, я изгоняю тебя из креффата за оскорбления…
— …За правду…
— …наставников Цитадели.
— …сказанную против тебя.
Оба замолчали, глядя друг на друга с непримиримым негодованием. Повисла тишина, слышно было только сиплое дыхание Рэма да потрескивание дров в очаге. И вдруг в этой звенящей тишине раздался спокойный, полный невозмутимой уверенности в собственной правоте голос.
— Нэд, я против. Это слово креффа.
Ихтор не дрогнул даже на миг, когда взоры собравшихся обратились на его обезображенное лицо.
— Изгонять Клесха нельзя. Он дерзок, непримирим, говорит в глаза то, что другие думают про себя, но он не хочет зла ни Цитадели, ни креффам, ни послушникам, ни людям.
Глава перевел взгляд на целителя, не зная, что сказать. Слово смотрителя в крепости всегда было законом. Провозглашенные решения никогда не оспаривались.
— Я тоже против. Это слово креффа, — тихо, но твердо, сказала сидящая на полу Майрико. Она, правда, не решилась поднять на Главу глаза, но и отступать не собиралась.
— Слово креффа. Я с тобой тоже не согласен, — встал со своего места Лашта. — Однажды мы уже от него отмахнулись. И вышло все боком.
— Слово креффа. Клесх должен остаться, — тяжело, будто через силу, произнесла Бьерга.
— Слово креффа, Глава. Боевика изгонять нельзя, — угрюмый Озбра смотрел исподлобья в огонь.
— Нэд прав, — Донатос второй раз за весь вечер подал голос из своего угла. — Коли Клесх так не хочет оставаться в четырех стенах, коли креффат так его коробит, пусть скачет и ищет выучей по отдаленным весям. За что ратует, тем пускай и занимается. Приносит Цитадели пользу, как умеет. А то, что ни совет — так чуть не драка из-за него. Мое слово креффа принадлежит Главе.
— Донатос прав, — кивнул от лица всех стариков Рэм. — Пусть едет.
— Я согласен. Не нравится здесь, пусть становится магом дорог, — угрюмо сказал Дарен, сжимая могучие кулаки. — Только девку-дуру свою пусть забирает. Мне этот камень на шею вздевать не надо.
— Да, после сказанного Клесху и впрямь лучше в Цитадели не оставаться. Пусть все уляжется, — кивнул Ольст.
После этих слов все взгляды обратились на молчаливого Русту. Его голос становился решающим. Рыжий целитель помолчал, словно собираясь с мыслями, а потом, глядя в глаза Клесху, сказал с легкой улыбкой:
— Слово Главы — закон. А тебе, ретивый наш, и впрямь лучше уехать. Среди магов ты дичаешь.
Нэд мрачно посмотрел на креффа боевых магов и подытожил:
— Забираешь свою девку и едешь искать выучеников. Где отыщешь — присылаешь сороку. Лесане сколько до того, как опоясаться, осталось? Три года? Вот тогда и вернетесь. Как раз все быльем порастет. Заодно и покажешь нам — какой она маг.
Клесх плюнул с досады, развернулся и вышел.
Однако Ихтору, который сидел ближе всего к двери, отчего-то показалось, будто маг… выглядел довольным. Впрочем, глаз у Ихтора был всего один, а многие светцы в покое давно погасли, и зрение могло целителя подвести.
Был поздний вечер. Клесх вернулся от Лесаны в свой нетопленый темный покой и опустился на лавку, вдыхая запахи Цитадели: сырости, камня, прели. Надо было приказать кому-нибудь из молодших, чтобы протопили. А, впрочем, одну ночь и так перетерпеть можно.
Маг потер ладонями лицо. Зажигать светец было лень. И он сидел впотьмах, слушая тишину. Нэд, сам того не зная, принял именно то решение, какого ждал от него крефф. Изгнание… Причем вместе с Лесаной. Наставник боевиков хмыкнул и довольный прикрыл глаза. Вот только возмущение Ихтора и присоединившихся к нему оказалось полной неожиданностью и чуть было не перепутало намерения Клесха. По счастью хоть Руста с Донатосом себе не изменили. Мужчина улыбнулся. В этот миг в дверь тихонько поскреблись.
— Открой.
Майрико.
Клесх затаился. Может, поверит, что его нет? Светец не горит. Очаг холодный. Мало ли, где он ходит.
— Я знаю, что ты здесь! — зло прошипела она. — Открой немедленно!
Маг усмехнулся. Вот же упрямая девка.
Неслышно встал, подошел к двери, резко распахнул, схватил целительницу за кожаный пояс и рванул к себе.
Она от неожиданности выдохнула, но хозяин покоя уже захлопнул дверь и повернулся к гостье.
Они стояли напротив в кромешной тьме. Так близко, что слышали дыхание друг друга и, наверное, даже стук сердца.
— Зачем ты вызверил Нэда? — тихо спросила лекарка. — Зачем ты делаешь все, чтобы он тебя отсылал раз за разом?
— Потому что я не хочу оставаться.
Майрико в ответ промолчала, но это молчание было полно гречи.
— Я не верю, что ты бежишь от меня, — сказала она, наконец. — Ты никогда не был трусом. Тогда зачем ты снова и снова уезжаешь? То ведь неспроста? Скажи, что ты задумал?
Она всегда была неглупой.
— Я поняла, что ты никогда меня не простишь. Пускай! — продолжила женщина. — Но ты нынче слишком хотел, чтобы Нэд тебя вышвырнул.
Он покачал головой:
— Отчего ты так решила?
— Просто… я знаю тебя.
— Тогда зачем ты хотела мне помешать?
Целительница замолчала.
— Зачем? — прошипел он и дернул ее за руку. — Говори.
— Потому что я боюсь за тебя, — тихо ответила она. — Потому что ты — бедовый.
Клесх хмыкнул и вдруг мягко прижал лекарку к себе.
— Бедовый? — шепотом переспросил он и почувствовал, как по телу гостьи прошла волна крупной дрожи.
— Ты хочешь уехать, — хрипло ответила Майрико. — И отчего-то хочешь уехать со своей выученицей. Я помню — Дар у девочки отменный. Так отчего же, стоило тебе ступить за порог, она все навыки растеряла? И теперь тебя гонят, но не одного — вместе с ней? Отчего я уверена, не сцепись ты с Нэдом из-за кровососки, нашелся бы другой повод?
Он едва слышно усмехнулся и неспеша ее распоясал.
— Нашелся бы, — согласился маг. — Так отчего ты вознамерилась не выпустить меня из крепости? А?
Жесткие прохладные ладони скользнули под рубаху, коснулись голой спины, поднялись вдоль позвоночника к лопаткам… У целительницы перехватило дыхание. Торопливо и жадно она рванула завязки на его одежде, стремясь как можно быстрее ощутить тепло обнаженного тела.
Клесх отстранился.
— Ответь.
Женщина молчала, замерев в его руках. Только прерывисто взволнованно дышала.
— Ты… приревновала? — вдруг догадался он и тихо рассмеялся. — Майрико, ты приревновала меня к выученице?
Не нужно было зажигать светец, чтобы понять, как сильно она покраснела.
— Зачем ты насмехаешься надо мной? — крефф вырвалась. — Я столько раз просила прощения, ты был, как камень. И вдруг ныне… Боишься выболтаю, что неспроста из Цитадели едешь? Что неспроста девку с собой тянешь?
Он хмыкнул и снова привлек ее к себе.
— Я подумал… три года. Вдруг не вернусь.
И в этот миг Майрико поняла — что-то случилось с ним. Что-то, о чем она никогда не узнает. Там, у Встрешниковых Хлябей. Может, едва совладал с оборотнем и чуть не погиб, может, когда ловил кровососку, лишь на волосок разминулся со смертью. Что-то заставило его перемениться, осознать пустоту долгих обид и вероятие внезапной и вечной разлуки.
Лекарка замерла, вновь ощутив на себе сильные руки. Рубаха скользнула по телу и полетела на пол. Сначала ее. Потом его. Упал тяжелый пояс, мягко прошелестела ткань.
Как давно они не прикасались друг к другу! Много-много лет… Их разлука и раздор длились дольше, чем дни, проведенные вместе. Но отчего-то ни раздор, ни разлука, ни взаимная обида, ни отчуждение не смогли отвратить этих двоих друг от друга. Они были живыми только когда находились рядом. И счастливы только вместе. И ныне каждый особенно остро это понял. Мужчина, с жадностью подчиняющий себе податливое тело. И женщина, вновь отдающаяся во власть тому, кто когда-то ее отверг.