Дарен подался вперед, силясь достать девку, устремляя ей навстречу Дар. Но искрящийся вихрь молодой и яростной Силы обрушился на воя, сшиб его с ног, повалил на землю, а сверху на поверженного противника диким зверем метнулась победительница.
Когда она приземлилась, и сполохи Дара растаяли, Нэд не успел даже рта раскрыть, как боевой нож с берестяной рукоятью пригвоздил правую ладонь поборотого креффа к утоптанной пыльной земле.
— Я взяла первую кровь, — встала над шипящим от боли противником девушка и огляделась, отыскивая взглядом наставника.
Клесх покачал головой:
— Почто руку ему изуродовала?
Выученица виновато опустила глаза, вздохнула. Ну, нешто поцарапать его надо было? Тогда б еще сказали, что по случайности вышло, повезло-де ей. А так — уж точно сомневающихся не найдется.
Тем временем Дарен удивленно вырвал нож из ладони здоровой рукой и поднялся на ноги. Оружие он протянул противнице:
— Лихо.
Видоки безмолвствовали. Знамо ли дело — девка, которую иначе как никчемной не называли, одолела могучего воина, явив такую Силищу, какой в ней и не чаяли. Дарен стиснул изуродованную ладонь и огляделся.
— Что стоишь? Долго он кровью истекать будет? — спросил Клесх у выученицы.
Вроде и негромко спросил, а услышали все.
Лесана шагнула к противнику, не обратив внимания на уже идущих Русту и Ихтора.
С узкой ладони осыпались голубые искры. Послушница провела пальцами по исходящей кровью ране и отступила от изумленного креффа. Дарен остановившимся взглядом глядел на тонкий розовый шрам, потом поднял глаза на Лесану и лишь после этого посмотрел в ту сторону, где стоял Нэд.
Лица других наставников вытянулись в изумлении.
— Я думаю, Нэд, — по-прежнему негромко сказал Клесх. — Ты опояшешь мою выученицу сегодня же. Потому что подобных ей в Цитадели нет.
Когда над Крепостью разлились сиреневые сумерки и повисли в углах сероватыми тенями, Лесана, наконец, была опоясана и отпущена из покоев удрученного Главы.
Вместо ученического платья, на обережнице теперь была одежа ратоборца, подпоясанная широким тяжелым ремнем, который на удивление ладно схватывал ее стан. В непривычном облачении девушка еще чувствовала себя неловко. Казалось, слишком приметна новизна и черной рубахи из тонкого крепкого полотна, и кожаной верхницы с короткими рукавами, и штанов, да и самого пояса.
Мелькнула в голове мысль о том, что пять ученических лет пролетели как-то слишком быстро. Вроде еще вчера мечтала отучиться и вернуться домой, а теперь вот и отучилась, и домой завтра поедет. Как-то там? Мать с отцом повидать бы, молодших потискать. Хотя… кого там тискать, выросли все уже. Стешке в этом году — семнадцать. И какая она теперь Стешка? Стояна свет Юрдоновна. Ельке, то бишь Елави — тринадцать. Скоро тоже невеститься пойдет. Меньшому братишке — десять. И, видать, его одного из всей семьи еще можно величать не Русаем, а по-прежнему Руськой.
Эх, и соскучилась же она по ним! Да и на деревню бы взглянуть… Как там, интересно, мосток березовый, еще дедом Вроном справленный? Стоит ли над ручьем? А калина у их ворот растет ли? Отец все срубить собирался…
На этом думы о доме да родне закончились, потому что Лесана, наконец, достигла низенькой крепкой двери. Постучала и распахнула тяжелую створку, согнулась, чтобы не осадиться лбом об притолоку, шагнула в темный жарко натопленный покойчик.
— Бабушка! — позвала нарочито громко, вдруг не услышит.
— Чего разоралась? Ходют тут, вопят в три глотки, а потом или кочерги след простыл или холстин не досчитаешься. Иди, иди отседова! — согбенная обитательница коморки шагнула откуда-то из полумрака, потрясая веником.
— Бабушка, это я — Лесана, — девушка даже растерялась. — Не узнала меня?
— Лесанка? — прищурила слезящиеся глаза старуха. — Ты что ль?
— Я.
— Никак Нэд, старый козел, опоясал-таки? — догадалась хрычовка. — Видала, видала, как ты Дарена — колоду беззаконную — по двору валяла. Наловчилась…
— Ой, — расстроилась собеседница. — А я тебя там не приметила…
— Дык, меня чего примечать-то? — замахала руками бабка. — Меня примечать, только падучую кликать.
Лесана рассмеялась и вдруг порывисто обняла Нурлису, вдыхая забытые уже запахи дыма, камня, лежалых холстин и… старости, пропитавшие убогую одежу бабки.
— Я тебе гостинцев привезла.
— Мне? — изумилась старая. — Да Встрешник с ними, с гостинцами. Дай-ко я на тебя погляжу, ну-ка…
И она поворачивала девушку то так, то эдак, чтобы в свете лучины разглядеть и новое ладное облачение, и широкий пояс с медными бляшками, и саму обладательницу справного наряда.