Записи Мансо, 11 июня 1864 года: Последний вечер в Ноане Думаю, что мы все будем о нем вспоминать. Нечего писать оо этом последнем ночном бдении. Но помимо своей воли я думаю о том, что за 14 лет, проведенных здесь, я больше смеялся, больше плакал, больше пережил, чем за предшествующие 33 года… И вот отныне я один с Ней. Какая ответственность! Но зато какая честь и какая радость!
Здесь добавлено почерком Мориса Санда: «Какой фат! Какой глупец!»
Ссор никаких не было, все прошло вполне корректно. «Ноан свернули перед длительным отсутствием», так как Морис и Лина также отказались нести бремя этого огромного жилища: «Мои дорогие дети не хотят управлять Ноаном; они не совсем правы, это же в их интересах… но они стесняются из какой-то деликатности, очень хорошей по существу и сердечной…» Они решили уехать в Гильери, к Казимиру, оставшемуся последним прибежищем для его детей и очень любимым и Морисом и Линой.
Жорж Санд «улетела в Палезо», сопровождаемая стенаниями беррийцев, которые посылали ей вслед грустные ходатайства и почтительные прошения. В Шатре говорили о семейных неладах. Санд протестовала: «Слава богу, мы всегда живем в полном согласии: но если жители Шатра, по своему обычаю, не обвинили бы нас, это значило бы, что они заболели…» Она полюбила новую «квартиру в Париже, малюсенькую, но восхитительную, удобную, чистую, хорошего вкуса». Палезо ее очаровало.
Записная книжка Жорж Санд, 12 июня 1864 года: Я в восхищении от всего: от местности, от маленького сада, от вида, от дома, от обеда, от служанки, от тишины. Это волшебство! Добрый Мансель подумал обо всем; это совершенство!
13 июня 1864 года: Крепкий сон. Оказывается, ветрено и гремит гром. А я этого не заметила… Мы проводим день, распаковывая и расставляя вещи. Так приятно размещать свои вещи в новых шкафах и в таком чистом месте. Люси готовит нам вкусный обед и подает с аппетитной опрятностью. Мы едим землянику из нашего сада, рыбу, яйца и кофе. Это все добывает Мансель?.. Замечательно!..
Жорж Санд — Морису, 14 июля 1864 года: Это — блюдо зелени с маленьким бриллиантом воды в середине, вписанное в дивный пейзаж, настоящий Рюисдаль… Здесь хорошо спится, тихо, как в Гаржилесе, — как ночью, так и днем… Деревья великолепны, луга и хлеба роскошны, но, несмотря на такое усиленное возделывание почвы, по краям тропинок и ручьев совсем немного растений. Сегодня утром я сделала небольшую прогулку и принесла домой жимолость — розовую, голубую и сиреневую, которой у нас нет. Но что бы я хотела вам послать, это розовую таволгу с восхитительного куста из моего садика.
Едва поселившись в Палезо, Жорж Санд узнала ужасную новость: маленький Марк-Антуан Кокотон заболел в Гильери.
Записи Мансо, 19 июля 1864 года: Мы получили ужасное известие, что Марк умирает. «ГОРАЗДО ХУЖЕ. МАЛО НАДЕЖДЫ». Мы послали молодых людей сказать Майару, чтобы они нас ждали на вокзале в Со. Мы укладываем чемоданы и уезжаем Мы могли сесть на поезд из Бордо в этот же вечер, но наш поезд опоздал, и мы пропустили поезд из Орлеана — он ушел пять минут назад. Теперь мы можем уехать только завтра… Мы проводим ночь на улице Фёйянтин. Мы хорошо сделали, взяв с собой Люси…
20 июля 1864 года: Новая телеграмма: «ЕСЛИ ТЫ ХОЧЕШЬ ЕГО УВИДЕТЬ, ПРИЕЗЖАЙ». Приход Майара и Камиля, которых мы уговорили ехать с нами. Мы обедаем у себя, одни, на улице Фёйянтин и отъезжаем с вокзала в 7 часов 45 минут. Мы в двухместном купе…
21 июля 1864 года: Между Перигё и Ажаном мы завтракаем в нашем купе. В Ажане в половине одиннадцатого мы застаем ожидающую нас почтовую карету и срочно направляемся в Гильери, куда прибываем в 2 часа. Вот уже полчаса, как мы узнали от сельского почтальона, что приехали слишком поздно: ребенок умер сегодня утром. Первый человек, кого мы встречаем, — Морис; потом господин Дюдеван и госпожа Далиа; потом госпожа Морис…
Это последняя встреча Санд со своим мужем.
Казимир, которому было неприятно принимать ее под своей крышей, сказал: «Я не могу помешать ей приехать, чтобы увидеть внука». Когда объявили: «Карета госпожи баронессы», — Дюдеван вышел со своими друзьями на крыльцо. Аврора привезла с собой доктора Камиля Леклерка и Мансо. Она тихо прошептала: «Казимир…» — «Мадам, — сказал он, — вы знаете свою комнату; со времени вашего отъезда в ней никто не жил». Наложница вежливо сопровождала законную жену, которая сказала ей: «Я вам вверяю моего старого мужа».