Перемирие дало возможность правительству Парижа взять Францию в руки, и у Жорж Санд было впечатление, что Гамбетта пытается оттянуть выборы, чтобы поддержать диктатуру Бордо и противодействовать миру. Она твердо приняла сторону Парижа: «Я многое бы дала за уверенность в том, что диктатор подал в отставку. Я начинаю его ненавидеть за то, что он заставил людей страдать и умирать без всякой пользы. Его поклонники раздражают меня, повторяя, что он спас нашу честь. Наша честь была бы отлично спасена без него. Франция не столь подла, чтобы ей понадобился учитель мужества и самоотверженности перед лицом врага. В этой войне все партии имели своих героев, все сословия дали мучеников. Мы имеем полное право проклинать того, кто обещал привести нас к победе, а привел к отчаянию. У нас было право требовать от него хотя бы таланта, а у него не было даже здравого смысла». Но она добавляла: «Да простит его бог!»
Дневник Жорж Санд, воскресенье, 29 января 1871 года: «Ах! Господи, наконец, наконец! Подписано перемирие на двадцать один день. Созыв собрания в Бордо. Туда направляется один из членов парижского правительства. Больше ничего не известно. Гамбетта в ярости. Теперь он подавится своей диктатурой… Как будет снабжаться Париж?.. Будет ли мир в результате прекращения военных действий? Будет ли у нас связь с Парижем? Субпрефект, который в два часа принес нам депешу, думает, что Гамбетта окажет сопротивление. Тогда это будет гражданская война? Он способен предпочесть ее, но не отказаться от власти!
Как и в 1848 году, выборы оказались чреватыми и сверхчреватыми своими последствиями. Партия мира торжествовала всюду, кроме Парижа. Дневник Жорж Санд, 15 февраля 1871 года: «В Париже герой дня — Луи Блан, самый ненавистный и самый непопулярный человек в мае 1848 года. О, превратности судьбы! В провинции герой дня Тьер, избранный двадцатью департаментами. Два историка современной эпохи. Оба карлики: впрочем, дело не в росте. Великие умы, они, возможно, договорятся, если не будут слишком завидовать друг другу…» Санд, огорченная жестокими условиями мира, тем не менее присоединялась к мысли, что с войной нужно покончить.
Жорж Санд — Эдмону Плошю, 2 февраля 1871 года: Не огорчайся, не огорчайтесь: вы все исполнили свой долг… Горе не марают, и если Франция в крови, она не в грязи… Сейчас нужно заключить мир, добиться по возможности лучшего, но не настаивать упорно на войне — из гнева или из мести за наши несчастья…
Санд понимала, что Франция воспрянет быстро. Всем своим существом беррийской крестьянки она знала, что Франция для своего возрождения обладает бесконечными ресурсами и необычайными возможностями. Она, часто стоявшая на пороге самоубийства, всегда побеждавшая эти душевные кризисы, чтобы пережить снова молодость, сама казалась символом Франции.
Тьер, так презираемый ею когда-то, сделался в ее глазах наименьшим злом. Тьер примирился с республикой с тех пор, как стал ее вождем. Он думал, что достаточно ему руководить республикой, и она будет тем образом правления, который «меньше всего вносит раздор между нами». Дел было несметное количество: освобождение территории, перестройка страны, государственное устройство. Тьер чувствовал себя способным привести все к общему благу. Но патриотический Париж не соглашался на договор; социалистический Париж не соглашался на реакционное собрание; Париж, столица, не соглашался, чтобы правительство было в Версале. Санд с тревогой наблюдала, как восстают предместья.
Дневник Жорж Санд, 5 марта 1871 года: Пруссаки вступили утром 1 марта на Елисейские поля, а ушли утром 3-го, не общаясь с населением. Париж вел себя очень благоразумно и с достоинством, но есть опасение, особенно после ухода пруссаков, что произойдет повторение июньских дней. Посылают войска в Париж. Избежим ли мы припадка отчаяния партий?..