Мерлин. Я сказал тебе, Жуазель, что его жизнь в моих руках и без моего согласия не может покинуть его. Я предупреждал тебя… Яд уже производит свое действие, я вижу это. Только я могу исцелить Лансеора, отнять его у смерти, вернуть ему силу и красоту. Только я могу вернуть его тебе таким, каким он был прежде, чем…
Жуазель. О, умоляю вас, не медлите! Что мне его красота, если его жизнь отлетает! Верните его мне каким он есть, каким хотите, все равно, лишь бы я снова обрела его и он снова стал дышать!
Мерлин. Да, я верну его тебе. Уже дважды, — в чем я каялся, — я сделал то, что теперь намерен повторить в последний раз, так как ты этого требуешь; но этой жертвы никто, кроме тебя, не мог бы от меня добиться… Возвращая ему жизнь, я рискую своей. Чтобы разбудить в нем силу и вернуть к нему душу, я должен пожертвовать частью своей силы и своей души. Возможно, что он возьмет больше, чем у меня осталось, и я мертвый паду рядом с соперником, которого сам вернул к жизни… Я пожертвовал уже однажды своим существованием, чтобы спасти прохожего, почти не колеблясь и ничего не требуя взамен… Но теперь я рассудительнее и осторожнее. Так как я предлагаю в жертву свою жизнь, то справедливо, чтобы мне платили за жертву, и платили вперед. Я рискну жизнью только тогда, когда ты дашь обещание подарить мне самое дорогое мгновение своей жизни.
Жуазель. Как? Что должна я сделать?
Мерлин (в сторону). Бедное, слишком чистое дитя! И вы, мои беспорочные мысли, не принимайте участия в презренных словах, которыми голос мой встревожит их любовь… Я краснею при мысли об испытании и стыжусь слов, которые собираюсь произносить… Ты простишь мне, когда узнаешь все… То не я говорю, то говорит будущее, которого человек не должен знать, бесстыдное, безжалостное будущее; оно снимает покров с одного дня и освещает судьбу лишь с тем, чтобы скрыть остальное. Оно хочет, чтобы я знал, ты ли избранная…
Жуазель. Что вы говорите? Почему вы колеблетесь? Нет в мире ничего… как бы я ни пытала свою мысль, я знаю, что нет ничего в мире, ни в этом ни в другом, о чем можно просить и на что я не согласилась бы…
Мерлин. Так вот… Я не стану более говорить загадками… Этот человек, на которого глядят твои глаза, которого сжимают твои руки, он так же близок от смерти, как если бы лежал на могильной плите. Одно движение приведет его в сторону смерти; одно движение толкнет его в противоположную сторону… Итак, в то самое мгновение, когда ты произнесешь «да», и прежде чем эхо, спящее над этими мраморными арками, подтвердит твое согласие, — я сделаю верное движение, которое вернет его из царства мрака, если ты только дашь обещание прийти этой ночью сюда, в эту залу, где я верну тебе его, на эту постель, над которой теперь склоняешься, придешь, чтобы отдаться мне, без стыда, без оговорок…
Жуазель. Я?.. Отдаться вам?..
Мерлин. Да.
Жуазель. Мне отдаться вам, когда он будет мне возвращен?..
Мерлин. Для того, чтобы он был тебе возвращен.
Жуазель. Нет, я не поняла… Есть, без сомнения, слова, которых я не понимаю… Нет, невозможно, чтобы не человек, а демон ада явился в горькую минуту, когда самой любви не ведомо, на что еще надеяться и что предпринять… Нет, я плохо слышала и к вам несправедлива… Нужно меня простить; я невинна, неопытна и не знаю в точности, что эти слова означают… Но теперь я вижу… Да, вы правы… Да, да, вы хотите сказать, что во имя справедливости и я должна взять на себя часть опасности. Нужно, чтобы моя жизнь соединилась на минуту с вашей для того, чтобы создать другую жизнь, которая должна его спасти… Но эту жертву я хочу принести одна, всю целиком; я не надеялась…
Мерлин. Жуазель, время не терпит… Не ищи напрасно, ты знаешь, чего я требую; мое слово выражает то, чему ты боишься верить…
Жуазель. Итак, необходимо, чтобы в ту самую минуту, когда он ко мне вернется и я увижу, как он дышит в моих объятиях и улыбается вновь найденной любви, я отняла от него все, что дала ему… Но что останется ему, — если вы возьмете все? И что я скажу ему в ответ на его поцелуи?..
Мерлин. Ты не скажешь ничего, если желаешь ему счастья…
Жуазель. Я должна буду все сказать, потому что я люблю его… Нет, нет, я знаю — это невозможно, этого нет… Должны же существовать боги или демоны, чтобы препятствовать этому… Иначе я не знаю, зачем бы люди хотели жить… Я доверяю им, я доверяю вам… Это было лишь испытание; этого не было, не могло быть в действительности… Мне кажется, что вы уже смотрите на меня не столь враждебно… Вот я умоляю вас, бросаюсь к вашим ногам и целую ваши руки… Я сознаюсь вам во всем… Я не любила вас, — вы слишком его ненавидели… Но я никогда не считала вас несправедливым или недостойным любви… Когда вы вошли, я, не колеблясь, пошла к вам навстречу и просила вас отнять у смерти единственного человека, которого я люблю, а между тем я знала, что вы меня тоже любите… Но не знаю, почему инстинкт мне подсказывал, что вы благородны и способны на поступок, который я совершила бы для вас, который он сам бы совершил… И если вы сделаете то, что мы сделали бы сами, — вы приобретете в наших сердцах долю нашей любви, не худшую, не менее прекрасную и постоянную…