Жуазель (безнадежно глядя перед собой). Все остальное должно уйти и уступить ей место…
Действие пятое
Сцена I
Галерея во дворце.
Входят Мерлин и Лансеор.
Лансеор. Отец! Значит, это правда, что вы мой отец! С тех пор, как мне это открылось, мне кажется, что мое ясновидящее сердце уже знало об этом. (Приближаясь.) Не чудо ли это? Я наконец снова вижу вас таким, каким видел в детские годы; и, когда я гляжу на вас, я вижу самого себя в зеркале более значительном, благородном и глубоком, чем то, которое отражает меня в этой зале. Что скажет Жуазель? Она будет смеяться над своими страхами, ибо она воображала… Нет, она сама расскажет вам, что она думала, чтобы тем наказать себя за свои неразумные страдания… Она ненавидела вас — но нежной ненавистью, уже улыбающейся, подобной той, которую сейчас пронижет луч любви… Но где она скрывается? Вот почти два часа, как я напрасно ищу ее. Не видали ли вы ее? Я должен немедленно открыть ей великое счастье, которое этот вечер принес нам…
Мерлин. Еще не время… Я должен до вечера быть для нее безжалостным тираном, которого она проклинает в своем сердце. Бедное и дорогое дитя! Как долго я мучил вашу прекрасную любовь! Но я тебе уже открыл цель этих испытаний… Принося вам страдания, я был лишь орудием в руках судьбы и негодующим рабом чужой воли, источник которой мне неведом. Она, видимо, требует, чтобы малейшее счастье было орошено слезами. С целью поторопить счастье, я только заставил вас скорее пролить слезы, которые висели над вашим жребием. Со временем вы узнаете, благодаря какой силе я иногда управляю некоторыми явлениями и обладаю поражающим вас даром ясновидения; сила эта не имеет ничего волшебного и сверхъестественного, ибо она сокрыта в каждом из нас. Вы также узнйете, что я владею даром, по большей части бесполезным, читать в будущем несколько яснее и дальше, чем другие люди… Ища вас ощупью во времени и пространстве, я увидел, что вы созданы для единственной любви, самой, быть может, совершенной, какую только таят в своей тени два-три будущих столетия, которые я охватил взором. Вы могли бы соединиться после многих блужданий; но ожидаемую встречу нужно было ускорить из-за тебя, мой сын, которого, за отсутствием любви, настигла бы смерть… А с другой стороны, ничто не предназначало Жуазель для желанной любви, кроме лишь немногих и ненадежных примет и тех испытаний, которые ей предстояло одолеть… Поэтому я поторопил предопределенные испытания; все они были мучительны, но неизбежны; последнее будет решающим и самым тяжелым…
Лансеор. Тяжелым? Что вы хотите сказать? Оно, быть может, грозит опасностью Жуазель или другим?
Мерлин. Оно не грозит опасностью Жуазель, но оно в последний раз подвергает риску предопределенную любовь, с которой связана твоя жизнь. Вот почему, невзирая ни на что — ни на мое доверие, ни на предвидение, ни даже на уверенность — я все же боюсь и слегка дрожу с приближением решительного часа…
Лансеор. Если решение зависит от Жуазель, любовь может быть спокойна. Идите, не сомневайтесь; Жуазель всегда будет источником радости… Но я не понимаю, каким образом вы, зная будущее, не в силах предвидите ее торжество?
Мерлин. Я уже сказал, что Жуазель может изменить твое будущее своими поступками… Она обладает силой, которую я наблюдал только в ней одной… Вот почему я не знаю, не будет ли ожидаемая твоей любовью победа омрачена тенью и слезами.
Лансеор. Что вы хотите сказать?.. Вы чем-то обеспокоены… Что вы скрываете от меня? Как можете вы думать, что Жуазель станет когда-нибудь причиной слез или печали? Жуазель может принести только спасение, счастье и любовь!.. Вы еще не знаете, какое торжество, какая неугасающая заря таятся в ее голосе и в ее глазах, какие сокровища надежды, какие потоки веры исходят из малейшего слова ее уст, из улыбки, озаряющей ее чело… Но я отдаляю словами нетерпеливую победу. Идите, отец! Я остаюсь здесь, я буду ждать, глядя на проходящие минуты, до тех пор, пока радостный крик моей Жуазели возвестит мне, что любовь определила судьбу.