Астолена. Отец!.. (Рыдая, обнимает старика.)
Абламор. Видишь, все это было бесполезно.
Сцена II
Комната в замке.
Входят Алладина и Паломид.
Паломид. Завтра все будет готово. Дольше ждать мы не можем. Он, как безумный, бродит по коридорам замка; я его только что встретил. Он посмотрел на меня, не говоря ни слова; я прошел мимо; когда я обернулся, то увидел, что он лукаво усмехался, потрясая ключами. Увидя, что я смотрю на него, он улыбнулся, делая мне дружеские знаки. У него явились, должно быть, какие-то тайные планы, и мы в руках повелителя, рассудок которого помрачился… Завтра мы будем уже далеко… В той стороне лежат прекрасные земли, похожие на твою родину. Астолена подготовила наше бегство, а также бегство моих сестер.
Алладина. Что она сказала?
Паломид. Ничего, ничего… Вокруг замка, принадлежащего моему отцу, ты увидишь — после многих дней, проведенных на море и в лесах — озера и холмы… совсем не похожие на эти, под этим небом, напоминающим своды грота, с этими черными деревьями, умирающими от бурь… ты увидишь небо, под которым нет ничего страшного, леса́, которые вечно бодрствуют, цветы, которые никогда не закрываются.
Алладина. Она плакала?
Паломид. О чем ты спрашиваешь? Есть нечто, о чем мы не вправе говорить, слышишь?.. Есть жизнь, течение которой не подвластно нашей жалкой жизни, и к ней любовь вправе приблизиться только молча… Мы точно двое нищих в рубище… Уходи! уходи!.. Не то я скажу тебе такое…
Алладина. Паломид… Что с тобой?
Паломид. Уйди! Уйди… Я видел слезы, выходящие из более глубокого источника, чем глаза… Есть нечто другое… Возможно, однако, что и мы правы… Но как я скорблю, о, Боже, что правота наша досталась нам такой ценой! Уходи… Я все скажу тебе завтра… Прощай… До завтра… (Уходят в разные стороны.)
Сцена III
Коридор перед комнатой Алладины.
Входят Астолена и сестры Паломида.
Астолена. Лошади ждут в лесу. Но Паломид не хочет бежать; а между тем и его и ваша жизнь в опасности. Я не узнаю моего отца. Какая-то неотступная мысль помутила его разум. Уже три дня как я слежу за ним, прячась за стены и колонны, потому что он не выносит, когда кто-нибудь его сопровождает. Сегодня, как и в предыдущие дни, он с первыми лучами солнца принялся бродить по коридорам и залам замка и вдоль рвов и стен, потрясая своими большими золотыми ключами, которые он недавно велел изготовить. Он громким голосом распевал странную песню с припевом: «Куда глаза глядят, идите!», и, его пение, вероятно, достигло ваших комнат. Я от вас до сих пор все это скрывала, ибо об этих вещах не нужно говорить без особой надобности. Должно быть, он запер Алладину в этой комнате, но никто не знает, что он там с нею сделал. Каждую ночь, как только он уходил, я слушала у дверей, но не могла уловить в комнате ни малейшего звука. Вы ничего не слышите?
Одна из сестер Паломида. Нет, я слышу только шепот ветра, проходящего через узкие щели в двери.
Другая сестра. Когда я чутко прислушиваюсь, мне кажется, что я слышу движение большого маятника стенных часов.
Третья сестра. Но кто же, наконец, эта Алладина, и за что он на нее так сердит?
Астолена. Это — молоденькая греческая рабыня, прибывшая из глубины Аркадии… Он не сердит на нее, но… Слышите? — Это отец… (Издали доносится пение.) Спрячьтесь за колонны… Он запрещает проходить по коридорам. (Они прячутся. Входит Абламор, напевая и потрясая связкой больших ключей.)
Абламор (поет):