Медсестра, переваривая услышанное, потёрла лоб и после короткой паузы спросила:
– Он испугался чего-то или разозлился? Или что? Не понимаю.
– Ой, милая, я и сама не понимаю, – покачала головой старуха, но уже через секунду сообразила: – Кажется, диктор новостей о дорожном происшествии говорил. Да. Так и было. Какой-то пожилой профессор за городом на машине в дерево врезался и погиб. И жена профессора тоже погибла. На заднем сидении ехала. А ещё в новостях сказали, что руки были связаны.
– У кого?
– У жены профессорской, у кого же.
Медсестра с недоверием приподняла бровь: вот так насмотрятся всякого по телеку, а потом и правды не дознаешься.
Где-то далеко, на другом конце коридора, хлопнули двери и зазвучали быстрые шаги. Они приближались, делались громче. Вскоре к звуку шагов добавилось бряцание больничной каталки.
По комнате, будто изображения из проектора, поползли длинные тени. Зловеще мелькнули костяшки рук, замаячили ребра. Наконец показались черепа с бездонными скважинами глазниц.
Успели. Раскрылись.
Старик очнулся. Глядя в потолок, он со странной, горькой радостью прохрипел:
– Пришла… Теперь навсегда… Я знал, что ты ко мне придёшь. Не к нему.
На мгновение ветер стих, прислушиваясь к бормотанию умирающего, и перестал бить в стёкла. Потом тревожно завыл в сквере за окнами, хрустнул ветками деревьев.
Небо почернело. Тучи загнанным на запасной путь товарняком медленно сдвинулись и поплыли за город, через тёмное покрывало леса, к давно выцветшим полям.
Глава 1
Март 1956 года
Меж вспаханными полями ехал грузовик. Ветер ежеминутно менял направление, свистел через щели кабины, хлопал брезентом кузова.
Шофер в промасленной фуфайке, надетой поверх тельняшки, курил и искоса разглядывал молодого пассажира. Тот безмолвствовал; обхватив руками набитый под завязку вещмешок, смотрел через ветровое стекло на скользившие по нему туда и обратно дворники.
Лил дождь и превращал разбитую грунтовку в полосу вязкой каши. Временами каша сменялась пугающе-длинными и густыми, как кисель, лужами. Тогда шофер подмигивал пассажиру, выбрасывал в окно недокуренную папиросу и со словами: «Рыбу дождем не напугаешь» смело рулил по водным преградам. Пассажир кивал в ответ. Ему нравились приключения. Невзирая на грабительские десять целковых, уплаченных за попутный проезд от райцентра Кривая Вода до села Тихое, промокшие еще в райцентре ботинки и ледяные ноги, он был счастлив. Чем дальше уводила его дорога от родного Николаева и других густонаселенных мест, тем легче делалось на сердце.
– Юрий, – представился пассажир, когда вдали замаячила развилка.
– Не дрейфь, Юрий, – усмехнулся шофер. – Скоро Тихое.
Вот и все. Кончилась старая жизнь.
Остался в прошлом заводской барак, где рано осиротевший Юрий делил комнату с вредной теткой – сестрой погибшего в сорок первом отца. Там же, в прошлом, остались в край надоевшие соседи по бараку, их грызня и драки на общей кухне. И один на три дома нужник во дворе, и очередь к водоразборной колонке, и друзья-ровесники, добрая часть которых после семилетки двинулась в ремесленные училища, а потом на заводы и фабрики. А еще первая любовь. Грустная и короткая.
Удивительно, как может осточертеть родной город, если тебя в нем не любят.
Зато теперь все будет по-другому. Да здравствует свобода!
Восторги Юрий внешне не выдавал. Воспитанный в чрезмерной строгости, он научился скрывать свои желания и мысли. Особенно мещанские желания и мысли, не подобающие комсомольцу. Этот навык здорово пригодился в армии, а потом и во время учебы. Если бы спросили, почему, окончив медучилище с отличием, Юрий оставил город и едет работать в отдаленное и маленькое, всего на полторы сотни домов село, он бы лишь пожал плечами или ответил дежурным лозунгом о важности медицины. На самом деле Юрий хорошо знал, какие привилегии ему даст на селе профессия фельдшера. Отдельное жилье, хорошее питание, рабочий транспорт и так далее и тому подобное за совхозный счет. «Полный пансион», – как сказала бы тетка. В городе об этом приходилось только мечтать. В лучшем случае Юрий со временем мог получить от госпиталя койку в общежитии, но никак не дом с большим двором и подсобным хозяйством. И пусть в Тихом, по словам главврача районной больницы, к которому Юрий наведался сегодня утром, не было дома культуры и отдыха, зато в нем были дары совхоза и милая сердцу независимость: профессиональная, позволяющая работать без постоянной оглядки на начальство (райбольница находилась в двадцати километрах от села), и абсолютная личная.