Вопрос был очень серьезный, и не менее серьезным был ответ. На основании кропотливого изучения штабом фронта возможностей вермахта был сделан вывод: враг истощен. Но это не значило, что можно почивать на лаврах, добытых в жестоких оборонительных боях. Немецкое командование, осознав свой грубый просчет, попытается перебросить с севера и юга войска под Москву. Тогда положение серьезно осложнится.
30 ноября Военный совет фронта представил план наступательной операции Западного фронта в Генштаб, точнее, той группе, которая оставалась в Москве. Жуков попросил заместителя начальника Генштаба генерала А. М. Василевского срочно доложить Сталину план, с тем, чтобы Ставка отдала директиву на проведение операции. Медлить нельзя, предупредил Жуков, иначе можно запоздать с подготовкой контрнаступления.
В объяснительной записке к плану подчеркивалось: «Ближайшая задача: ударом на Клин, Солнечногорск и в истринском направлении разбить основную группировку противника на правом фланге и ударом на Узловая и Богородицк во фланг и тыл группы Гудериана разбить противника на левом фланге фронта армий Западного фронта».
Впоследствии Г. К. Жуков точно указал, из чего исходил штаб Западного фронта. На главном направлении Волоколамск — Нара, когда немцы «подошли к каналу, к Крюкову, стало ясно, что они не рассчитали. Они шли на последнем дыхании. Подошли, а в резерве ни одной дивизии. К 3–4 декабря у них в дивизиях оставалось примерно по 30–35 танков из 300, то есть одна десятая часть. Для того, чтобы выиграть сражение, им нужно было еще иметь там, на направлении главного удара, во втором эшелоне дивизий 10–12, то есть нужно было иметь там с самого начала (16 ноября 1941 года. — Авт.) не 27, а 40 дивизий. Вот тогда они могли бы прорваться к Москве. Но у них этого не было. Они уже истратили все, что у них было, потому что не рассчитали силу нашего сопротивления».
Георгий Константинович обычно как бы читал мысли немецких командующих, которые оперировали теми же цифрами: «И скорей других это поняли Гудериан и Геппнер, которые взяли на себя ответственность уже третьего числа, так сказать, сматывать удочки, постепенно отводить войска с тем, чтобы не подвергнуть их окончательному уничтожению. За что, между прочим, Геппнер был разжалован и уволен в отставку. Не поздоровилось и Гудериану, который удирал очень быстро». В центре фронта 4 декабря 4-я немецкая армия прекратила наступление.
В этот день случилась неприятность поблизости от штаба фронта в Перхушкове. Жуков понимал, что держать штаб на недопустимо близком расстоянии от фронта риск. Во всяком случае подвергнуться артиллерийскому обстрелу. Он сознательно игнорировал опасность, убрать штаб фронта подальше в тыл, за ним потянутся штабы армий и так по цепочке вниз. Войска не захотят отстать. Остальное понятно. Так вот 3 декабря какой-то ошалевший от бесперспективности немецкий командир полка вдруг повел наступление на Апрелевку. В бой с ним вступил бравый полк охраны штаба фронта.
Жуков продолжал спокойно работать, но «надо отметить, что вклинение вражеского отряда кое-кого поднапугало. Ко мне, например, пришел член Военного совета И. С. Хохлов и заявил: «Пора сматываться». Но производить смену командного пункта тогда, когда противник пришел сюда, уже нет смысла, надо драться». Конечно, отбились, разогнав грязных, завшивевших фрицев. За два дня до этого, когда на захваченном в плен обер-ефрейторе обнаружили массу вшей, Г. К. Жуков потребовал: «Вшивая армия — факт знаменательный. Запишите его в журнал боевых действий: историкам пригодится». Учитывалось это и тогда, немецкая армия на пределе возможностей.
Шли непрерывные переговоры командования Западного фронта со Ставкой. Выезды в Ставку не проблема, всего минут 40 езды машиной. Труднее с Генштабом, Б. М. Шапошников обосновался в Арзамасе, с ним — по телефону. Жуков настаивал — не упустить благоприятного момента, не дать врагу опомниться. Ставка утвердила план. Сталин, однако, расширил масштабы предстоявшего контрнаступления, в нем должны были также принять участие войска Калининского фронта и правого крыла Юго-Западного фронта. От этого распоряжения взяла начало гигантомания в планировании операций в ту зиму, которая в конечном счете обернулась неблагоприятными последствиями для успеха тех же операций.
Это стало очевидно позднее, а тогда с величайшим воодушевлением отдавались последние распоряжения, радуясь, что полностью сказались предусмотрительность Ставки и ее умение копить и беречь резервы в предшествовавшие несколько недель. Из стратегических резервов, развернутых против группировок врага, которые обходили Москву с севера и юга, в самые тяжелые дни не взяли ни одного солдата.
В эти исторические дни к защитникам столицы пришли добрые вести с других фронтов. Завершались крупные операции на северном и южном крыле советско-германского фронта. Выл освобожден Тихвин. Ликвидирована попытка немцев соединиться с финнами под Ленинградом. На юге освобожден Ростов, крупная немецко-фашистская группировка отброшена на запад. Это была прямая помощь Москве.
По плану «Барбаросса» на разгром Советского Союза отводилось шесть недель. К началу декабря прошло почти шесть месяцев войны. Захватчики проникли в глубь нашей страны, соотношение сил на фронте выглядело так: у врага 5 миллионов человек, 26,8 тысячи орудий и минометов, 1,5 тысячи танков, до 2,5 тысячи боевых самолетов. У нас — 4,2 млн. человек, 22 тысячи орудий и минометов, 1630 танков, 2495 боевых самолетов.
На московском направлении немцы имели 800 тысяч человек, 10,4 тысячи орудий и минометов, 1 тысячу танков, более 600 самолетов. Мы — 760 тысяч человек, 6200 орудий и минометов, 670 танков, 860 самолетов. Разбить врага предстояло не числом, а умением. Советское командование с блеском продемонстрировало это. Героизм советских воинов, помноженный на воинское мастерство наших командующих и подвиг тыла, дал победу под Москвой.
До сих пор на Западе не устают изучать эту историческую победу. Английский военный историк А. Ситон в книге «Битва за Москву» (1980) подчеркивает: то было «самое кровавое и жестокое сражение второй мировой войны». Он вынужден воздать должное блестящему руководству Красной Армии и командующему фронтом Жукову. Он пишет о Жукове как «человеке высокоодаренном, наделенном невероятной энергией».
Прежде всего Жуков сумел ввести в заблуждение врага. Меры по дезинформации дали блестящие результаты. Накануне перехода советских войск в наступление германская разведка докладывала фюреру: «Силы русских не позволяют перейти им в крупное наступление без значительных подкреплений». В «сводке о положении противника» ОКХ 4 декабря подводил итог: «Сведения о противнике за последние дни боев подтвердились… Боевая мощь противника не так велика, чтобы он мог в настоящее время предпринять наличными силами крупное наступление на участке фронта группы армий».
6 декабря войска Западного фронта обрушились на «клещи» немцев, на их ударные группировки севернее и южнее столицы. Контрнаступление, выросшее из контрударов, развернулось в полосе 1000 километров от Калинина до Ельца. Мы не обладали тогда общим превосходством в силах над врагом. Исход зависел в первую очередь от мужества и мастерства советских воинов и искусства командиров всех степенен. Наши люди с огромным патриотическим подъемом шли в бой. Можно себе представить душевное состояние воинов обескровленных частей, когда рядом с ними появились свежие дивизии!
А Жуков? Через двадцать с небольшим лет он открылся: «Греха таить не буду, были моменты, когда замирало сердце в ожидании развязки ожесточенных битв, но я не помню, чтобы возникали моменты неверия в стойкость наших войск. На последнем этапе оборонительного сражения 25.XI — 5.XII я не спал одиннадцать суток, будучи в чрезвычайно нервном напряжении, но зато, когда наши богатыри погнали врага от Москвы, я свалился и проспал более двух суток подряд, просыпаясь только для того, чтобы узнать, как развивается контрнаступление. Даже Сталин и тот не разрешал меня будить, когда звонил по телефону». А вести с нолей битвы пошли отрадные для нас и черные для немцев.
Вражеский фронт затрещал и попятился. Из всех частей и соединений группы армий «Центр» поступали тревожные донесения: под натискам русских они отходят, бросая тяжелое вооружение и технику. Уже 7 декабря Гальдер находит, что события этого дня «ужасающи и постыдны» для вермахта. 8 декабря Гитлер отдает приказ перейти к стратегической обороне во всему Восточному фронту. Вымуштрованные немецкие войска немедленно стали создавать сильные узлы сопротивления в населенных пунктах, перекрывать дороги. Враг был все еще очень и очень силен» В оборону быстро и организованно становились пусть потрепанные, но те самые дивизии, которые еще несколько дней назад грезили о захвате Москвы, теплых квартирах, где можно скинуть обовшивевшее обмундирование и отдохнуть.