За первые три дня наступления наши войска прошли 30–40 километров. Неслыханно много по прошлым боям! Однако Жуков считал, что темпы недостаточны: стоит дать немцам передышку, как они уплотнят фронт и будет намного труднее преодолевать их сопротивление. 9 декабря штабы всех армий Западного фронта получают директиву:
«Практика наступления и преследования противника показывает, что некоторые наши части совершенно неправильно ведут бон и вместо стремительного продвижения вперед путем обхода арьергарда противника ведут фронтальный затяжной бой с ним.
Приказываю:
1. Категорически запретить вести фронтальные бои с прикрывающими частями противника, запретить вести фронтальные бои против укрепленных позиций, против арьергардов оставлять небольшие заслоны и стремительно их обходить, выходя как можно глубже на пути отхода противника.
2. Гнать противника днем и ночью. В случае переутомления частей выделять отряды преследования.
3. Действия наших войск обеспечить противотанковой обороной, разведкой и постоянным охранением, имея в виду, что противник при отходе будет искать случая контратаковать. Жуков».
А это значит идти по пояс в снегу, ночевать в трескучий мороз под открытым небом. Зачастую штурмовать дзоты врага без артиллерийской поддержки — орудия застревали и отставали. Главное, внушал Жуков, не дать врагу опомниться.
Секретарь МК партии Черноусов, руководивший партизанским движением в Московской области, согласовывает с командующим фронтом Жуковым боевые операция народных мстителей. В тот исторический декабрь впервые с начала войны в небе победно ревели моторы краснозвездных самолетов — на Западном фронте умело использовалось наше единственное превосходство над врагом — в авиации. Жуков пытался всеми доступными ему средствами — ударами с тыла, действиями авиации — лишить врага подвижности. В значительной степени это удалось.
Вскоре после начала нашего наступления командира авиационной дивизии подполковника Е. Я. Савицкого вызвали к командующему фронтом Г. К. Жукову. Жуков поставил задачу уничтожить штаб немецкого армейского корпуса:
— Противовоздушная оборона там сильная. Но иного выхода нет — ликвидировать штаб придется с воздуха. Посылать бомбардировщики при такой погоде бессмысленно. Удар штурмовиками повлечет за собой большие потери. У истребителей же и маневренность, и скорость выше — значит, им и штурмовать штаб. Отберите сами подходящих летчиков… А что касается самолетов, думаю, ЛаГГ-3 — вполне подходящая в данном случае машина.
Подполковник Савицкий отметил: «Говорил он просто, деловито, абсолютно ничем не давая почувствовать разделяющую нас дистанцию. По всему чувствовалось: его интересует лишь суть дела — та задача, которую он передо мной ставил. Стремительность его слов, таившаяся в них взрывная энергия и эмоциональная сила как нельзя лучше соответствовали всему облику Жукова, тому душевному отклику, который вызывал у меня этот человек. И как только я это понял, на душе стало совсем легко; напряжение, которое я испытывал, внезапно отпустило».
На следующий день четыре звена истребителей, ведомые Савицким, разбомбили и расстреляли цель. Партизаны подтвердили — немецкий штаб уничтожен. Через несколько дней все участники налета получили в Кремле ордена Красного Знамени. «У меня это был первый боевой орден. И получить его особенно радостно было еще и потому, что наградили меня по представлению командующего фронтом генерала армии Жукова», — закончил рассказ маршал авиации Е. Я. Савицкий.
13 декабря всю нашу страну да и весь мир всколыхнуло сообщение о разгроме фланговых группировок врага под Москвой. Освобождено более 400 населенных пунктов, немцы понесли большие потери в живой силе и технике. И самое волнующее: наступление продолжается!
Пятясь от Москвы, немцы сжигали деревни и города, убивали на каждом шагу наших соотечественников, имевших несчастье попасть под пяту оккупантов. Уже к этому времени было известно о чудовищных злодеяниях гитлеровской армии. Теперь, когда освобождался район за районом, наши люди воочию убеждались, с каким лютым врагом приходится иметь дело. Даже в тех местах, где захватчики оскверняли русскую землю считанные дни, они успевали оставить страшный кровавый след. Символ «нового порядка» фашизма — виселицы, поставленные в каждом городе, с которых освободители снимали замерзшие трупы известных и безвестных героев. Горы расстрелянных, заживо сожженных детей, женщин, стариков, истерзанные тела попавших в плен.
Кадровому военному, каким был Георгий Константинович, все это представлялось непостижимым. Он, наследник русской военной традиции рыцарского ведения войны, помнил и следовал заветам великих полководцев России, в первую очередь Суворова, — беспощадная борьба с вооруженным врагом, но великодушие к сложившему оружие. И уж, конечно, армия, допускавшая повальные зверства в отношении мирного населения, не могла не считаться бандой убийц.
Теперь захватчики до костей прочувствовали, что означает война с Россией и в России. В журнале боевых действий 3-й танковой группы, той самой, что ближе других вышла к Москве с северо-запада, 14 декабря занесено: «Вокруг то и дело можно видеть поодиночке двигающихся солдат, кто пешком, кто на санях, кто с коровой на веревке… Вид у людей безразличный, безучастный… О том, чтобы как-то защититься от беспрерывных налетов русской авиации, почти никто не думает. Убитые в результате прямых попаданий бомб солдаты так и остаются лежать, никем не замеченные… Трудно сказать, когда теперь снова восстановится линия фронта». Гудериан, еще недавно ведший свои танки на нашу столицу, докладывал по начальству: «У нас остались, собственно, только еще вооруженные шайки, которые медленно бредут назад». Гальдер, допытывавшийся у генерал-фельдмаршала Бока, командующего группой армий «Центр», сумеют ли русские использовать свои успехи, получил обескураживающий ответ: «Да, они сделают это. При появлении русского танка наши солдаты бегут без оглядки».
В семидесятые годы английские историки П. Калвокоресси и Г. Уинт, написавшие книгу «Тотальная война» специально с целью напомнить молодежи о 1941–1945 годах, вызвали из небытия положение вермахта в то время: «Солдаты подкладывали под одежду бумагу, чтобы согреться. Часто для этого использовали доставленные на фронт запасы листовок, в которых русским разъяснялось: для них единственный разумный путь — поднять руки. К рождеству у немцев насчитывалось 100 000 обмороженных. Свирепствовала дизентерия. Как в авиации, так и в армии не было антифриза. Орудия отказывали, а наседали, особенно ночью, действовавшие обычно небольшими отрядами русские. Холод и снег препятствовали доставке продовольствия. Пищу нередко приходилось рубить топорами. Суп замерзал в мисках. Медаль, которую получили пережившие эту кампанию, прозвали Орденом Мороженого Мяса. Некоторые кончали с собой. Оглядываясь на войну, когда пришло время писать о ней, Гудериан припомнил «бескрайние русские просторы, покрытые снегом в ту зиму наших несчастий, пронизывающий ледяной ветер, редкие укрытия, плохо одетые, истощенные голодом солдаты».
Отнюдь не «солдаты», а бессчетные палачи, жалко скулившие, что они-де всего-навсего служивые, подневольные люди, когда эту мразь брали в плен. Проезжая через строй обгоревших печей, обозначавших очередной населенный пункт, откуда только что выбили фашистов, Георгий Константинович видел горе тысяч и тысяч людей. Он укрепился в мысли — идет неслыханная в истории человечества война. На карту поставлено само существование нашего великого народа. Планируя наступления, требуя ускорить продвижение на запад, Жуков усматривал в этом не только выполнение тактических и оперативных задач, но и высшую стратегию: спасение советских людей от верной гибели, мучительной и унизительной смерти от рук бесчестных гитлеровских палачей.