В итоге жертв было много, расход материальных средств большой, а общестратегического результата никакого. А если бы имевшиеся у нас в то время силы и средства были использованы на западном направлении, то итог был бы иной. Я голову даю на отсечение, что, безусловно, противник был бы нами разгромлен и отброшен по крайней мере на линию Смоленска. Тем более что в это время левое крыло Северо-Западного фронта продвинулось чуть ли не до Великих Лук и даже к Витебску».
Силой непреодолимых обстоятельств Жукову пришлось на исходе зимы и ранней весной претворять чуждый ему план. Он выполнил приказ. Что до самой битвы под Москвой, то в ней ярко проявился стиль руководства Жукова. Он сочетал дальновидность и мудрость с резкостью, непреклонную волю к достижению цели с гибкостью, способностью пожертвовать второстепенным во имя главного, жесткость и даже жестокость во имя победы над врагом.
В битве под Москвой немецко-фашистские войска потеряли более полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, множество другой боевой и транспортной техники. Военная машина Германии была потрясена до основания. Сталин наконец понял, что Жуков наделен выдающимися военными способностями. Отныне, говорил Жуков, «Сталин ко мне относился очень хорошо и часто советовался по принципиальным вопросам. Мне казалось, что Сталин хотел искренне загладить свою вину несправедливого ко мне отношения и свою грубость, которую он позволял себе в отношении ко мне в начале войны». Жуков, как глубоко порядочный человек, мерил Сталина своими мерками.
Узнав, что у Жукова нет дачи, Сталин подарил ему (пожизненно!) или, точнее, разрешил жить на государственной даче в Сосновке по Рублевскому шоссе, вблизи Москвы. Она всю жизнь напоминала Жукову о битве за Москву, «Когда меня спрашивают, — писал Г. К. Жуков, — что больше всего запомнилось из минувшей войны, я всегда отвечаю: битва за Москву… Выражая глубокую благодарность всем участникам битвы, оставшимся в живых, я склоняю голову перед светлой памятью тех, кто стоял насмерть, но не пропустил врага к сердцу нашей Родины, столице, городу-герою Москве. Мы все в неоплатном долгу перед ними».
Командование Западного фронта и Ставка не видели больше необходимости держать в тылу врага войска генералов Ефремова и Белова. Они получили приказ пробиться к своим. Штаб фронта указал им полосу — через партизанские районы, лесами туда, где войска 10-й армии подготовят прорыв относительно слабой обороны врага. Генерал-лейтенант Ефремов, однако, ссылаясь на то, что его группа утомлена, попросил у Генштаба разрешить ему выход по самому короткому пути через реку Угру. Он полагал, что Жуков осторожничает.
Сталин запросил мнение Жукова, который ответил категорическим отказом. Он хорошо знал храбрейшего из храбрейших генералов, но в тех условиях одной отваги было мало. Сталин заметил, что Ефремов опытный военачальник и ему на месте виднее.
Ефремов повел свою группу по пути, избранному им. К сожалению, враг разгадал его замысел и поставил сильный заслон. Пылкий генерал поднял бойцов в решительную Гатаку. Немногие выжившие запомнили его в тот час — высокого, стройного, в расстегнутой шинели, с автоматом в руке и даже веселого под плотным огнем. С Михаилом Григорьевичем Ефремовым полегли честнейшей солдатской смертью большинство выходивших с ним. Красная Армия потеряла талантливого командарма.
После войны в ответ на вопрос: «Разделяю ли я ответственность за Ефремова?» — Жуков сказал: «Ну конечно, я за все войска отвечаю, но не за такие действия, которые я не организую. Что должен был сделать Ефремов? Он должен был за счет главных сил армии, которые задержались у Шанского завода, пару дивизий поставить, как распорки, для того, чтобы у него тыл бы был обеспечен. Он этого не сделал, Ну, шапки были набекрень у всех тогда — и я недооценил состояние вяземской группировки».
По-другому сложилась судьба частей под командованием спокойного и рассудительного Белова. Умело маневрируя, они избегли множества ловушек и, нанося немцам короткие удары, двигались к участку прорыва, указанному командованием фронта. Жуков Лично занимался всем связанным с рейдом мужественных кавалеристов. Белов получал подробные указания от Жукова, которые в копии обычно шли Сталину» Незадолго до завершения рейда Жуков счел необходимым вновь предупредить 6 июня 1942 года Белова: «Особо требую не нарушать установленную внутри группы систему связи, а также обратить внимание на связь со мною. При всех условиях иметь постоянно при себе две рации «Север» или «Партизанка» для поддержания радиосвязи с фронтом… Операция по выходу чрезвычайно сложна, поэтому вам надлежит тщательно, не торопясь, подготовить план и практические мероприятия по выходу группы. Не продуманный и не подготовленный выход может привести к серьезным последствиям».
Крмфронтом ни в чем не связывал инициативы Белова. Он действовал не столько как старший по положению, сколько как старший товарищ, подсказывавший наиболее разумные решения.
А ведь попытками уничтожить группу Белова руководили немецкие командные инстанции вплоть до генерального штаба сухопутных войск! Гальдер многократно фиксировал донесения с мест: вот-вот окруженные войска ликвидируют. Надежды не сбылись. Одна из итоговых записей донельзя озлобленного Гальдера относительно операции, в ходе которой были скованы крупные фашистские силы, гласит: «На фронте группы армий «Центр» войска русского генерала Белова снова прорвались в направлении Кирова. Нам это не делает чести!» (15 июня 1942 года).
Бойцы Белова наконец встретились со своими. Через несколько дней в штабе фронта раздался малиновый звон шпор — Белов с группой командиров, из подражания ему отрастивших длинные усы, пришли представиться Жукову. Осунувшиеся, усталые, скрипевшие новыми ремнями, во всем блеске нового обмундирования. Жуков от всего сердца приветствовал боевого соратника, его отважных командиров и красноармейцев. Обнявшись с Беловым, суровый Жуков расцвел. Он был рад за старого товарища, конармейца. Слушая о беспримерном пятимесячном рейде, Георгий Константинович на глазах помолодел, на усталом лице проступил румянец, ведь именно в коннице прошла военная юность генерала армии. Бесконечно взволнованным собеседникам немного взгрустнулось: боевые генералы понимали, что прекрасная операция Белова — исключение в нынешней войне, «лебединая песня» благороднейшего рода войск.
Конечно, конечно, кавалерийские корпуса сражались до самого конца Великой Отечественной. Но кавалеристы шли в бой в основном спешенными или действовали в составе конно-механизированных групп. Да разве был бы. возможен этот рейд без снабжения с воздуха и безумно храброй «воздушной пехоты» — бойцов авиадесантного корпуса, дравшихся рука об руку с кавалеристами!
В ГОД СТАЛИНГРАДА
Шла первая военная весна. Таяли снега, постепенно обнажая с юга на север гигантскую пульсирующую кровоточащую рану — фронт, рассекший европейскую часть нашей страны от Азовского до Баренцева моря. Все помыслы нашего народа были направлены на то, чтобы скорее закрыть ее, выгнать врага из пределов Отчизны. И без промедления. Бои и оккупанты продолжали опустошать русские, украинские и белорусские земли.
В директивном письме Ставки Верховного Главнокомандования Военным советам фронтов и армий, отвечавшим настроениям в стране, ставилась задача: с приходом весны обеспечить «полный разгром гитлеровских войск в 1942 году. Но для осуществления этой задачи необходимо, чтобы наши войска научились взламывать оборонительную линию противника, научились организовывать прорыв обороны противника на всю ее глубину и тем открыли дорогу для продвижения нашей пехоты, наших танков, нашей кавалерии. У немцев имеется не одна оборонительная линия — они строят и будут иметь скоро вторую и третью оборонительные линии. Если наши войска не научатся быстро и основательно взламывать и прорывать оборонительную линию противника, наше продвижение вперед станет невозможным».