Жуков, насколько позволяла обстановка, размышлял над директивой, написанной своеобразным сталинским стилем. Указания в принципе верные. Но каково же сейчас соотношение сил на фронте наступающей (мы) и обороняющейся (гитлеровцы) сторон? К маю 1942 года Советские Вооруженные Силы только в действующей армии имели 5,1 миллиона человек, почти 3,9 тысячи танков, 2,2 тысячи самолетов, 44,9 тысячи орудий и минометов. Германия с сателлитами — 6,2 миллиона человек, 3400 боевых самолетов, свыше 3 тысяч танков, до 57 тысяч орудий и минометов. Силы, в сущности, равные.
Как добиться превосходства? Работа нашей промышленности превзошла все ожидания, с каждым месяцем ширится приток на фронт вооружения, снаряжения и боеприпасов. Мы уже превосходили, и порядочно, военную экономику Германии. В 1942 году мы выпустили 25,4 тысячи самолетов, 24,5 тысячи танков, 33,1 тысячи орудий калибра свыше 76 миллиметров. Германия произвела у себя, в оккупированных и союзных странах 14,7 тысячи самолетов, 6,1 тысячи танков, 14 тысяч орудий калибром более 77 миллиметров.
Враг, узнавший силу советского оружия, не был полностью в неведении о нараставшем неблагоприятном для него изменении в соотношении сил, но надеялся сломать этот процесс новым, неслыханным по мощи и жестокости натиском. Директива Гитлера от 5 апреля 1942 года на лето ставила решительные цели: «окончательно уничтожить» Красную Армию и лишить «по мере возможности» СССР военно-промышленных центров.
Естественно, Жуков не мог знать ее содержания, но он понимал: немцы будут действовать так, а не иначе. Генштаб стоял за то, чтобы изменить сначала соотношение сил в нашу пользу стратегической обороной, а перейти в наступление летом. Соглашаясь с этим, Жуков все же считал необходимым мощным ударом в начале лета разгромить ржевско-вяземскую группировку противника, стоящую все еще в 130 километрах от Москвы. «Разгром противника на западном направлении, — рассуждал Жуков, — должен был серьезно ослабить немецкие силы и принудить их отказаться от крупных наступательных операций, по крайней мере на ближайшее время. Конечно, при ретроспективной оценке событий этот вывод не является бесспорным, но в то время при отсутствии полных данных о противнике я был уверен в своей правоте».
Так располагал Жуков. Увы, не от него зависело тогда стратегическое планирование летней кампании 1942 года. В конце марта 1942 года в Кремле состоялось ответственное совещание, созванное Сталиным, обсуждались возможные действия Красной Армии летом 1942 года. В совещаниях участвовали И. В. Сталин, Н. С. Хрущев, Г. К. Жуков, К. Е. Ворошилов, С. К. Тимошенко, Б. М. Шапошников, И. X. Баграмян, А. М. Василевский и другие. Генеральный штаб стоял за активную оборону. Командование юго-западного направления настаивало на проведении наступательных операций, в первую очередь под Харьковом и в Крыму. Сталин высказался за это наступление. Большая часть участников совещания молчаливо одобрительно кивали. Он знал о том, что Жуков против такого образа действий, и особо выделил:
— Не сидеть же нам в обороне сложа руки и ждать, пока немцы нанесут удар первыми? Надо самим нанести ряд упреждающих ударов на широком фронте и прощупать готовность противника. Жуков предлагает развернуть наступление на западном направлении, а на остальных фронтах обороняться. Я думаю, что это полумера.
Сталин говорил четко, чеканя слова с большой внутренней убежденностью. В такой же манере ответил взявший слово Жуков. Он повторил свои доводы против нескольких наступательных операций, надеясь получить поддержку начальника Генштаба Шапошникова, который в целом придерживался точки зрения Жукова. Но Шапошников «на этот раз, к сожалению, промолчал», предложение Верховного было принято.
Твердость Жукова, как всегда, не пришлась по вкусу Сталину. Он еще не добрался до штаба фронта, как получил директиву: «С сего числа Калининский фронт выводится из моего подчинения и переключается в прямое подчинение Ставки, а главное командование западного направления, которое я возглавлял, ликвидируется. Мне, конечно, было понятно — это за то, что не согласился с решением Верховного относительно «ряда упреждающих наступательных операций наших войск».
Очень скоро стало ясно, кто был прав. «События мая и июня показали просчеты Ставки», — лаконично заметил в своих мемуарах Жуков. В чем они заключались? С конца декабря 1941 года в Крыму с переменным успехом шли напряженные бои. Во второй половине апреля Ставка приказала Крымскому фронту перейти наконец к жесткой обороне. Войска, однако, не успели перестроить свои боевые порядки. В первой половине мая противник внезапно сам открыл наступление в Крыму и овладел Керчью.
Сталин в беседе с Жуковым с большой болью отозвался о поражении в Крыму. И тут же осведомился:
— Вы не изменили своего мнения, по-прежнему против наступления на юге?
Речь шла о намеченном на 12 мая крупном наступлении Юго-Западного фронта. Жуков коротко ответил:
— Нет. Считаю, что на юге надо встретить противника ударами авиации и мощным огнем, нанести ему поражение упорной обороной, а затем перейти в наступление.
Доводы Жукова, отражавшие и мнение Генштаба, не были приняты во внимание. Наши войска вломились в боевые порядки врага, уже стянувшего силы для большого наступления на южном крыле советско-германского фронта. За три дня мы продвинулись до 50 километров. Торжествующий Сталин упрекнул Генштаб — чуть не отменили многообещающую операцию! Но наступление Юго-Западного фронта закончилось через несколько дней крупной неудачей под Харьковом, повлекшей за собой тяжелые потери. Эти поражения облегчили вермахту проведение удара, приведшего гитлеровцев в конечном счете к выходу к Сталинграду и на Кавказ.
Репрессий за неудачи не последовало. Верховный, по мнению Жукова, понял, что «неблагоприятная обстановка, сложившаяся летом 1942 года, является следствием и его личной ошибки, допущенной при утверждении плана действий наших войск в летней кампании 1942 года. И он не искал других виновников среди руководящих лиц Ставки и Генерального штаба». На фронте был наказан Мехлис, предъявлены претензии Тимошенко и ряду других генералов.
Ошибка заключалась в том, что Ставка допускала возможным одновременное немецкое наступление на двух направлениях — московском и на юге. Причем предполагалось, что решительный удар последует все же по Москве.
Командующий Западным фронтом Жуков, разумеется, готовился встретить врага, если он снова пойдет на столицу. Сталии постоянно справлялся о положении вверенных ему войск. Жуков подробно, систематически информировал его обо всем. 30 мая 1942 года он, например, докладывал Сталину: «В период 21–28.5. мною лично проверены 5, 43, 49, 50, 10, 16 армии. Армии фронта за май проделали большую работу по приведению войск фронта в боевую готовность… Оборона во всех армиях организована хорошо». В другом донесении в это же время Жуков просит Сталина издать приказ, уточняющий, кто должен быть на командных пунктах частей, иначе «толчея», прибывающие «машины и хождение» демаскируют их.
Если речь заходила о таких частностях, тогда можно заключить: Западный фронт стоял прочно. К тому же его подпирали стратегические резервы, которые в основном размещались на центральном направлении и частично в районе Воронежа. Это и оказалось в конечном счете фатальным для южного крыла нашего фронта. «Если бы на оперативных тыловых рубежах юго-западного направления стояло несколько резервных армий Ставки, — с горечью говорил Жуков — тогда бы не случилось катастрофы с войсками юго-западного направления летом 1942 года».
Когда 28 июня грянул гром — враг перешел в наступление на юге и нечем было подкрепить пробитый сильнейшим ударом наш слабый фронт, — в образовавшуюся брешь в 300 километров грязным половодьем хлынули немецкие танковые и моторизованные дивизии. Их вели генералы, решившие взять реванш за зимние поражения и панически боявшиеся фюрера. Не считаясь с потерями, они заставляли войска идти напролом, не заботясь о флангах.
Как через прорванную плотину, мутная волна нашествия растекалась по нашей земле. Ее накат к северу был отбит относительно быстро — 6 июля немцев остановили в самом Воронеже. Гитлер прогоняет командующего группой «Юг».
Он делит ее на две группы армий — «А» и «Б». Первая устремляется на Кавказ, вторая — прямо на восток к Волге.