Эсэсовский натиск застиг нас врасплох. На главных направлениях на нас внезапно навалились 800 танков, у немцев было в 2,4 раза больше самолетов. Наши командующие недооценили решимость и силы врага и медлили с отходом: обидно отступать в 25-ю годовщину Красной Армии. Только 25 февраля решено было оттянуть назад вырвавшиеся части. Конечно, особой трагедии не было, «наш отход не носил на себе следов растерянности и сумятицы. Ни порядок, ни руководство войсками не нарушилось, хотя все тяжело расставались со столь дорогими нашему сердцу городами и районами», — напишет впоследствии А. М. Василевский.
С первых чисел марта Василевский, получивший 16 февраля звание Маршала Советского Союза, был здесь представителем Ставки. Вместе с ним командовали наши полководцы Ф. М. Голиков, Н. Ф. Ватутин, Р. Я. Малиновский и другие. Сопоставив факты, просчитав силы врага, разведка выявила замысел противника: через Белгород прорваться к Курску, а навстречу ударить со стороны Орла. Следовательно, наши войска, взявшие примерно за месяц до этого Курск и вырвавшиеся на запад, могли быть отрезаны.
Это было серьезно, о чем Ставка 10 марта предупредила маршала Василевского. В дополнение к уже прибывшим на фронт резервам Ставка направила Василевскому еще три армии, включая танковую.
14 марта оставили Харьков, в общей сложности с 20-х чисел февраля вражеские войска оттеснили Юго-Западный и Воронежский фронты на 100–150 километров.
В середине этого дня на командном пункте Северо-Западного фронта раздался звонок из Ставки. Жукову приказано прибыть в Кремль. Рано поутру он выехал, добирался до Москвы весь день на вездеходе по ужасающим дорогам. Поздним вечером доложил о приезде и тут же был вызван к Сталину, у которого шло совещание. В кабинете Верховного Жуков получил редкую возможность выслушать доклады о положении военной экономики страны. «Отчетливо была видна, — отметил в мемуарах Георгий Константинович, — все еще существовавшая большая напряженность в промышленности, в том числе и на таких важнейших заводах, как авиационные и артиллерийские».
Тыл до предела напрягал силы. Василевский, примерно в это время рассказавший в Москве директору столичного автозавода И. А. Лихачеву с подобающими эпитетами о победе под Сталинградом, услышал в ответ: «Что же ты так плохо хвастаешься! Мы… Мы… Мы!.. А мы, что, не участвовали в достижении этой победы?!! Не забывай, у нас воюет вся страна. У нас что ни завод — фронт, что ни колхоз — фронт. Этой победой гордится каждый советский труженик». Василевский смутился, и наверняка испытывал такие же чувства Жуков, выслушивая наркомов, руководивших военной экономикой.
Совещание с руководителями промышленности закончилось около трех часов ночи. Сталин подошел к Жукову:
— Вы обедали?
— Нет.
— Ну тогда пойдемте ко мне, да заодно и поговорим о положении в районе Харькова.
«Обед» затянулся до пяти утра. Изучили карту обстановки на Юго-Западном и Воронежском фронтах, которая резко ухудшилась: танковый корпус СС, захватив Харьков, шел на Белгород. Из последних донесений выяснилось, что Воронежский фронт (командующий Ф. И. Голиков, член Военного совета Н. С. Хрущев) так и не может остановить продвижение врага. Сталин тут же позвонил Хрущеву и, по словам Жукова, «резко отчитал его», припомнив постыдные неудачи Юго-Западного фронта летом 1942 года. К рассвету «обед» закончился поручением отправиться в штаб Воронежского фронта. «Наш спец-поезд, состоявший из пяти вагонов, — говорил генерал-адъютант Жукова Л. Ф. Минюков в 1975 году, — шел стремительно и безостановочно, для него не зажигался запретный красный свет даже перед крупными станциями городов — все зеленый и зеленый. Мы чем-то напоминали пожарных, спешащих отвратить случившуюся беду. И это было именно так. Прибыли в Курск на другой день в полдень. Спецпоезд загнали на запасной путь, маскировкой для него служили старые деревья и полуразрушенные железнодорожные строения». С платформы спустили вездеход, и пришлось рисковать, даже при обстрелах немецкими самолетами не останавливались и не укрывались в кюветах.
Под вечер приехали на командный пункт Воронежского фронта в Обоянь. Там заинтересованно совещались маршал Василевский, генерал Голиков, Хрущев и другие. В таких бестолковых сборищах нередко на той войне, знал Жуков, убивалось драгоценное время, а враг тем временем достигал своих целей. Генерал Л. И. Сандалов, бывший на КП, запомнил: «Георгий Константинович развернул на столе свою карту и сухо, но очень корректно, обращаясь к Голикову, сказал:
— Положение войск фронта нанес на карту ваш штаб. Но на ряде направлений войска свои позиции уже оставили, а на некоторых участках 69-й армии мы вообще никаких наших войск не нашли и едва не заехали к противнику.
Развернулся длительный и подробный анализ обстановки, вносились и тут же обсуждались предложения, как остановить дальнейшее наступление противника». Обычные словопрения!
Так виделся приезд Жукова Сандалову, воевавшему на Воронежском фронте, естественно, его патриоту. Л. Ф. Минюк оставил другую зарисовку: «Командующий Голиков и член Военного совета Хрущев не могли что-либо конкретно доложить.
— Эх, вы, магнаты! — только и бросил в сердцах Жуков свое привычное выражение и отвернулся.
За окном суетились, бегали, что-то грузили на машину штабисты. Прискакал на коне со вспененными боками связной, сунул кому-то пакет с донесением и умчался обратно. Творилась неразбериха — будто в предчувствии скорого нападения танков. Жуков решительно вышел из помещения, узнал, где фронтовой узел связи, и оттуда позвонил по ВЧ Сталину».
Он доложил Верховному, что обстановка на месте много хуже показанной ему на картах в Генштабе в Москве. Самое печальное — «части противника без особого сопротивления продвигаются на белгородском направлении», необходимо «срочно двинуть сюда все, что можно, из Резерва Ставки и с соседних фронтов, в противном случае немцы захватят Белгород и будут развивать удар на курском направлении». Через час после этого разговора Жуков узнал от Василевского, что Ставка уже распорядилась отправить на это направление две общевойсковые и одну танковую армии.
Ближе всех подошла закаленная 21-я армия И. М. Чистякова, переброшенная из-под Сталинграда. Ее войска выгрузились в районе Ельца и 11 марта получили приказ срочно выдвинуться к Курску и южнее. Пошли пешком, только ночью, по дорогам, угадывавшимся под снежными заносами. Днем люди, танки, орудия укрывались в лесах и балках. Утром 18 марта, когда армия вышла южнее Обояни, стало известно, что немцы уже в Белгороде.
Тут уже нельзя было терять и часа. «В тревожно-критический час управление этими войсками, — продолжает Минюк, — взял в свои руки Георгий Константинович. И — удивительно! — никто не увидел в Жукове растерянности! Наоборот, в минуты, когда, казалось, все рушится, все валится и можно впасть в отчаяние, он становился собранным, деятельным и решительным. Опасность не угнетала его, а наполняла еще большей волей, и он казался туго натянутой пружиной или суровой птицей, готовящейся встретить напор бури. В такие минуты я часто замечал привычку Жукова сжимать кулаком подбородок». Жуков немедленно приказал — задержать врага!
Как ни устали войска, Чистяков до точки выполнил приказ выбросить навстречу врагу передовой отряд, стрелковый полк. К исходу дня полк вступил в соприкосновение с противником и задержал его дальнейшее продвижение. Подоспевшая 52-я гвардейская дивизия прочно оседлала шоссе на Обоянь, на ее флангах развернулись еще две дивизии. Вражеский накат разбился о них — на пути эсэсовцев встали солдаты Сталинграда. Немцы засыпали наши позиции листовками, угрожая перебить сталинградцев, 21-ю армию до последнего человека. Дружный смех в наскоро выдолбленных в мерзлой земле окопах. Не мог сдержать улыбки и Жуков, прочно взявший руководство боем в свои руки.
В разгар его «из Генштаба запросили, что доложить Сталину о положении на Воронежском фронте. Маршал Жуков, по-прежнему стискивая левой рукой подбородок, твердо ответил:
— Доложите, что враг дальше не продвинется ни на шаг. А относительно Голикова скажите: его надо сменить немедленно и поставить на этот горячий фронт генерала наступления Ватутина. Он так и сказал «генерала наступления», имея в виду роль Ватутина в разгроме немцев под Сталинградом», — закончил Минюк. Получив отрадное донесение из 21-й армии, Жуков выехал в район, где был дан отпор немецким танкам, двигавшимся на Обоянь. Посмотреть на тех, кто выполнил его приказ.