Повинуясь приказу Гитлера наступать вопреки всему, немецкие генералы посылали в начале Курского побоища свою пехоту в бой на бронетранспортерах. «Мы вообще не понимали замыслов вражеского командования в такого рода атаках на сильную оборону», — замечает Архипов. Если «пехота сопровождала свои танки не в пешем строю, а в машинах», то по его словам, результат один: наши «пушки выводили немецкий бронетранспортер из строя не только прямым попаданием снаряда, но и близким разрывом. Пехотинцы либо все погибали под тонкой броней, либо, выскакивая один за другим из поврежденной машины, падали под прицельным пулеметным, артиллерийским и минометным огнем».
На исходе первого дня немецкого наступления, 5 июля, Жуков шлет донесение на четырех страницах в Ставку, которое заключает словами: «Наша пехота и артиллерия, несмотря на понесенные потери, дрались хорошо и организованно встретили массовую танковую атаку противника». Так продолжалось и дальше.
Перегруппировывая силы, меняя направление ударов, вражеские танковые дивизии все бросались на Центральный фронт. То они атаковали у Понырей, то у Ольховатки. Везде встречали прочную оборону. Отлично действовала наша авиация, штурмовики Ил-2 впервые применили противотанковые бомбы кумулятивного действия. Каждый самолет брал по 144 такие бомбы, которые прожигали броню немецких танков. Постепенно в воздушных боях с участием сотен, самолетов наша авиация завоевала господство в воздухе, надежно прикрыв стоявшие насмерть наземные войска.
Хотя враг иной раз наступал силами 300–500 танков, примерно за неделю боев его максимальное продвижение на Центральном фронте не превысило 6— 12 километров. Жуков и Рокоссовский умело руководили сражением, фронт отбил наступление собственными силами, не обратившись за помощью к стоявшему в тылу Степному фронту.
С глубоким удовлетворением Жуков докладывал Верховному Главнокомандующему о первых итогах сражения. 9 июля Сталин спросил:
— Не пора ли вводить в дело Брянский фронт и левое крыло Западного фронта, как это было предусмотрено планом?
Жуков придерживался того же мнения и вылетел в штаб Брянского фронта проводить операцию «Кутузов». 11 июля Юрьев (Жуков) докладывает Иванову (Сталину): «Подготовка по «Кутузову» полностью закончена. Сегодня проводили силовую разведку с целью уточнения переднего края обороны противника. По докладам командармов и командиров соединений на всех этих направлениях считают, что наши части находятся перед передним краем.
На самом деле сегодняшние действия усиленных батальонов показали, что первые траншеи противником занимались небольшими подразделениями.
Все действовавшие батальоны сегодня первую трап-шею захватили. В соответствии с уточненным передним краем противника сейчас вносятся поправки для артиллерии и авиации на период артподготовки».
О мельчайших деталях действий войск доложил Жуков, умолчал только о том, что накануне 11 июля лично занимался разведкой переднего края противника. Иначе было нельзя — немцы двадцать месяцев стояли на этой линии, основательно укрепили свои позиции. Жуков хотел увидеть все собственными глазами. Вместе с командующим фронтом М. М. Поповым он подъехал на машине к участку удара. Оставив машину примерно в километре от передовой, он дальше пошел один — убедиться в правильности выбора направления для действий танков. Затем ползком к нейтральной полосе. Вдруг разрыв мины впереди, друге? сзади. Вилка!
— Третья — наша! — крикнул Жуков.
Она рванула на пригорке, метрах в четырех от Георгия Константиновича и Бедова, прикрывшего, по его словам, своим телом маршала. Осколки просвистели выше, оба были сильно контужены. Жуков оглох на одно ухо. Плохо. Но дело было сделано — визуальное наблюдение подтвердило — маршрут для танкового корпуса выбран правильно.
12 июля были нанесены сокрушительные удары в направлении Орла. При первых известиях о том, что севернее началось советское наступление, гитлеровцы прекратили атаки против Центрального фронта и бросились затыкать дыры войсками, уже избитыми на Курской дуге. Штаб Центрального фронта доложил в Ставку: «Встретив противника стеной разящего металла, русской стойкостью и упорством, войска Центрального фронта измотали в непрерывных восьмидневных боях врага и остановили его натиск. Первый этап сражения закончился». 15 июля и Центральный фронт перешел в наступление.
Жукова уже здесь не было, он пробыл на Брянском фронте менее трех дней: во второй половине 12 июля Сталин приказал ему выехать на южный фас Курского выступа и взять на себя координацию действий Воронежского и Степного фронтов.
Чем это было вызвано? Хотя войска Ватутина приняли бой с не меньшим мужеством, чем их боевые товарищи, дравшиеся под руководством Рокоссовского, немцы, имевшие здесь более сильную группировку, чем на северном фасе выступа, все же вогнали клин до 35 километров в нашу оборону. На участки прорыва были срочно переброшены соединения танковых и стрелковых войск Степного фронта. 12 июля в районе Прохоровки разыгралось крупнейшее во второй мировой войне встречное танковое сражение — около 800 фашистских танков и штурмовых орудий столкнулись с примерно таким же количеством танков и самоходных артиллерийских установок с нашей стороны. Немецкие танки «тигр» превосходили наши Т-34 по дальности прямого выстрела, но уступали в маневренности. Наши танки смело ворвались в боевые порядки малоповоротливых «тигров» и учинили страшный погром. Вражеский план введения в бой тяжелых танков был опрокинут. Напрасно гитлеровцы пытались оторваться, перегруппировать силы и начать все сначала. Стремительные Т-34 продолжали свое дело, в крайних случаях шли на таран, гибли сами, но несли смерть врагу.
Немецкий танкист с ужасом вспоминал об этой битве: «На нас обрушилась неисчислимая масса вражеских танков, я никогда не получал такого впечатления о подавляющей русской мощи, как в тот день. Клубы пыли и дыма не дали возможности авиации оказать нам помощь, и скоро множество Т-34 прорвало наши порядки и бешено носилось по всему полю боя». Примерно половина вражеских танков, вступивших в бой под Прохоровкой, была выведена из строя. Наши потери были также велики, но меньше, чем у немцев.
На исходе этого исторического сражения утром 13 июля Жуков приехал на командный пункт Воронежского фронта, где оказался командующий Степным фронтом Конев. «Шли ожесточенные кровавые бои, — писал впоследствии Жуков, — горели сотни танков и самоходных орудий. Над полем боя стояли тучи пыли и дыма. Это был переломный момент в сражении на белгородском направлении». Василевский не почувствовал этого и 14 июля доложил Сталину: «Угроза прорыва танков противника… продолжает оставаться реальной… Не исключена здесь и завтра возможность встречного танкового сражения». Вслед за этим Василевский отбыл по приказу Сталина координировать действия Юго-Западного и Южного фронтов.
Изучив штабные документы, опросив пленных, Жуков увидел, что кризис в сражении миновал. Вывод Жукова: «…обескровленные и потерявшие веру в победу, гитлеровские войска переходили к оборонительным действиям». 16 июля немцы окончательно прекратили атаки и постепенно начали отступать на исходные позиции. Теперь нельзя было упустить момент! Надо достичь этих рубежей раньше отходившего врага, не допустить, чтобы немцы уползали в свои обжитые траншеи и восстановили систему огня. К сожалению, к 23 июля случилось именно это: враг снова встал на позиции, откуда он 5 июля полез в бесславное наступление.
Для Жукова отнюдь не неожиданность. Он прибыл на Воронежский фронт в самый разгар сражения, когда уже были приняты основные решения — ввести в действие все наличные силы.
Далеко не все понравилось Жукову при ближайшем рассмотрении на южном фасе Курского выступа. Но он не выходил за рамки фронтового товарищества. Командующий 5-й гвардейской армией генерал А. С. Жадов в последние годы жизни написал мемуары, увидевшие свет в 1978 году. Он рассказал, что 16 июля 1943 года на КП его армии приехал Г. К. Жуков, который «поинтересовался, как был организован ввод армии для нанесения контрудара 12 июля». Выслушав командование армии, Жуков, писал Жадов, «оставшись со мною наедине, выразил недовольство организацией ввода армии в бой и сделал мне строгое внушение за то, что полностью укомплектованная личным составом, хорошо подготовленная к выполнению боевых задач армия вводилась в сражение без усиления танками, достаточным количеством артиллерии и крайне слабо обеспеченной боеприпасами. В заключение Георгий Константинович сказал: