В 3-й армии генерала А. В. Горбатова Жуков начал с того, что обошел весь передний край. На созванном им совещании выявились резкие разногласия между планами фронта и армии. Штаб фронта предписывал наносить основной удар с плацдарма на реке Друть. Опытнейший военачальник Горбатов указал: перед плацдармом у врага сплошные минные поля, проволока в пять-шесть рядов, огневые точки в стальных колпаках и бетоне. Он стоял на том, чтобы провести операцию правее и левее плацдарма, то есть начать ее форсированием реки. К этому времени Горбатов накопил внушительный опыт успешного применения этого оперативно-тактического приема. Несколько раз на долгом пути на Запад его войска уже опрокидывали врага внезапным форсированием рек.
Жуков оказался в сложном положении — нужно было выбирать между предложениями двух военачальников, которых он высоко ценил и глубоко уважал, — Горбатова и Рокоссовского. Для Георгия Константиновича не имела значения разница в их служебном положении. Горбатов, заметил Жуков, «вполне мог бы успешно справиться и с командованием фронта. Но за его прямоту, за резкость суждений он не нравился высшему руководству. Особенно против него был настроен Берия, который абсолютно незаслуженно продержал его в тюрьме несколько лет». Так мнению кого — Горбатова или Рокоссовского — отдать предпочтение? К тому же если фронт планировал выйти на рубеж Березины на девятый день операции, а армия на седьмой.
Жуков с пристрастием буквально допросил двух командиров корпусов. Они, заметил Горбатов, «преодолевая некоторую боязнь перед таким большим начальником», доложили — лучше план армии. «Как вижу, вы все смотрите в рот Горбатова, а своего мнения не имеете!» — резко закончил разговор Жуков. При завершении разбора предстоявшей операции он, не оспаривая мнения фронта, заключил, что «где развивать успех, на правом или левом фланге, будет видно в ходе прорыва». Наносить ли основной удар с плацдарма или нет, он оставил на усмотрение руководителей операции. Подчеркнуто промолчал об этом в заключительных замечаниях. Решение, вероятно, вынужденное, Жукову пришлось положиться на суд событий, чтобы не наносить накануне ответственнейшей операции ущерба авторитету командования фронта.
Маршал войск связи И. Т. Пересыпкин присутствовал при разборе Жуковым операции в 48-й армии П. Л. Романенко. «Я заметил, что расположение штаба 48-й армии и порядок там Жукову понравились. Это было видно и из того, как поздоровался он с присутствующими и как стал шутить. Однако шутки продолжались недолго… Г. К. Жуков попросил командарма доложить свое решение на предстоящую операцию. Затем он очень внимательно выслушал доклады поочередно выступавших командиров дивизий, задавал им вопросы, предлагал разные варианты действий, спрашивал соседей, что они будут делать в случае, если намерения докладывающего командира не осуществятся. Досконально проверив всех, маршал Жуков, как мне показалось, облегченно вздохнул. А потом задал общий вопрос:
— Скажите, противник занимает первую траншею или нет?
И вышел конфуз. Полный разнобой в ответах. А вопрос имел кардинальное значение — нужно или не нужно тратить на нее массу боеприпасов при артиллерийской подготовке наступления. Не добившись внятных объяснений, помрачневший Жуков сказал:
— Завтра с утра прикажите командующим артиллерией дивизий лично на штурмовиках проверить, занимает противник первую траншею или нет. Результат доложить мне.
На этом закончился так хорошо начавшийся разговор на командном пункте 48-й армии».
Скрытность, скрытность и еще раз скрытность — требовали директивы Ставки. А надлежало к районам прорывов завезти около 400 тысяч тонн боеприпасов, 300 тысяч тонн горюче-смазочных материалов, до 500 тысяч тонн продовольствия и фуража. Это несколько тысяч эшелонов, сотни тысяч рейсов грузовых автомашин. Развертывание фронтов при подготовке операции «Багратион» прошло мимо внимания неприятеля. Не из-за небрежности немецких разведчиков, а потому, что они поверили нашей стратегической дезинформации — советские войска-де ударят на ковельском направлении с выходом к Люблину и Варшаве. Немцы знали — из 6 имевшихся у нас танковых армий четыре по-прежнему на Украине, туда же шли и шли железнодорожные составы, подвозя новые танки. На деле макеты танков. Ставка непрерывно укрепляла немецкое командование в уже сложившемся у него убеждении, что наступление пойдет где-то южнее, а в Белоруссии можно ожидать только сковывающие действия, и то на считанных направлениях. Даже свой спецпоезд Жуков в расчете на «бдительность» немецкой разведки приказал оставить в полосе 1-го Украинского фронта. По радиостанциям фронта нет-нет да звучала его фамилия.
В светлое время суток на тех участках, где предстояло наступать, с показной торопливостью велись «оборонительные» работы. Категорически запрещалось движение по дорогам днем в районах сосредоточения войск, проводить рекогносцировки большими группами командного состава. Никаких изменений обычного режима огня! Никаких ознакомительных полетов над территорией врага! Маскировка вновь прибывавших частей, укрытых в лесах, была совершенной и систематически проверялась с воздуха.
Нарушение этих приказов влекло самые серьезные последствия. Жуков в таких случаях взыскивал, невзирая на звания. Как-то заслуженные и уважаемые генералы — командующий армией П. И. Батов и командующий воздушной армией С. И. Руденко — задержались в войсках и возвращались в штаб уже после рассвета. Увидели в воздухе инверсионный след вражеского самолета-разведчика, за которым безуспешно гнались наши истребители, видимо, запоздавшие с вылетом.
Штаб, куда приехал Г. К. Жуков, размещался в дремучем лесу. «Спустившись по крутым ступенькам в землянку КП, мы (Руденко и другие. — Авт.) стали свидетелями сурового разговора Г. К. Жукова с генералом Батовым и членом Военного совета армии генералом Н. А. Радецким. Оказывается, маршал видел ту же картину, что и мы, и сейчас выяснял, почему не выполняются его указания о строжайшей маскировке, требовал применить к провинившимся самые строгие меры. Пока шел этот разговор, я улыбнулся каким-то своим мыслям, и маршал, который, казалось, до этого совсем нас не замечал, вдруг обернулся и сказал, обращаясь ко мне:
— Чему это вы улыбаетесь? У одного войска плохо маскируются, другой позволяет летать над ними разведчикам противника. Вот вы вместе и демаскируете операцию. Немедленно наведите порядок.
Продолжая время от времени высказывать нелестные реплики в наш адрес, маршал тем не менее помог Батову и мне увязать все вопросы взаимодействия… Урок, однако, пошел на пользу, и принятые дополнительные меры обеспечили скрытное сосредоточение войск и боевой техники, а действия разведывательной авиации противника были еще более ограничены нашими истребителями».
Да, таков был Георгий Константинович Жуков. Ничто не ускользало от него при подготовке грандиозного наступления.
Операцию по разгрому немцев в Белоруссии не случайно назвали именем прославленного героя войны 1812 года Петра Ивановича Багратиона. Он вошел в историю как полководец, наносивший стремительные, безоглядные удары. Этот дух пронизывал все штабное планирование при подготовке операции «Багратион». Глубоко символичным было и то, что операция в четвертый год Великой Отечественной войны начиналась в тех местах, где в 1941 году вермахт проводил «молниеносную» кампанию. Теперь ему выпало «молниеносно» отступать, если удавалось вообще уносить ноги.
Против немецких войск, державшихся на «Белорусском балконе», широко применялись охваты и окружение раздробленных группировок. Полоса нашего наступления протянулась на 1200 километров, из них 700 километров приходились на фронт активных действий. Было запланировано 6 участков прорыва обороны врага, окружению и уничтожению подлежали витебская, бобруйская, оршанская и, наконец, минская группировки. Глубина операции — 600 километров.
Накануне ее на совещании в Ставке рассмотрели значение предстоящего наступления в рамках коалиционной войны против Германии и ее сателлитов в Европе. 6 июня 1944 года войска западных союзников наконец высадились во Франции. Германия отныне вела войну на двух фронтах. И что же? Сталин предложил Антонову доложить о событиях во Франции. Участники совещания отметили: войска союзников продвигались «крайне медленно». Следовательно, записал Василевский, «обсуждая вопрос о том, как может отразиться высадка англо-американских войск в Нормандии на советско-германском фронте, мы приходили к выводу, что, когда Красная Армия начнет Белорусскую операцию и продолжит успешное наступление против Финляндии, гитлеровское командование перебросит часть войск с Западного фронта на Восточный».