– Что?! Ну вот что тебе от меня надо? – сорвалась я однажды на Яшу, подкараулив в узком проулке по дороге домой. В тот день Людоедка была особенно изобретательна в шуточках на мой счет. От огорчения я совершенно не могла сконцентрироваться и получила двойку по органике. А химию мне, между прочим, предстояло сдавать при поступлении в институт. Так вот, я вылетела из-за угла и набросилась на Яшу с кулаками. Хотела ударить по груди, но Журов, хоть и был каланчой, оказался каланчой проворной – перехватил мои руки и удерживал на расстоянии, пока я кричала ему в лицо: – Ну что ты ко мне привязался? – Я же не делаю ничего плохого, только смотрю. – Вот именно, смотришь! Зачем ты на меня все время смотришь? – Нравится. – Журов проговорил это так уверенно, будто одно слово все объясняло и давало ему полное право портить мне школьные дни. – Смотри на картины. – Они не двигаются. – На экран телевизора. – По нему не показывают тебя. – Ты что, дурак? – рассердилась я. Но что таить, подобные ответы льстили моему самолюбию. – В классе полно других девчонок. – Я вижу только тебя, – проговорил Журов, а у меня щеки зарделись. И уверенность быстро исчезла из голоса. – Вокруг полно девчонок… – Ты самая красивая.
Красивая? Из зеркала в ванной комнате, где я разглядывала себя по вечерам, смотрела самая обычная девчонка. Хотелось бы мне, чтобы она была поярче! Например, более насыщенным стал цвет глаз. Вместо серо-сине-желто-неопределенного в них бы проявился яркий оттенок. Синий. Еще лучше – зеленый. Как у Сони – в солнечный день ее глаза становились изумрудными. И с некоторых пор эти изумруды сияли для парня, что следовал за мной. При взгляде на меня они расщеплялись на острые осколки и ранили. А ведь Стешкова совсем недавно считалась моей лучшей подругой в классе. Вместе мы не сидели только потому, что у нее было плохое зрение, а я с моим стремлением не выделяться избегала первых парт. Зато плохо видящие глаза Сони были яркими и запоминающимися. Не то что у меня. И губы мои, не слишком тонкие, не слишком толстые – самые что ни на есть обычные, – совсем не выделялись на лице. Почему бы верхней губе не приподняться, как у той же Людоедки? Или же губам не припухнуть чуть-чуть, чтобы их можно было выпячивать, как это делала Юля? У Власовой выходило совсем не глупо и очень даже привлекательно. Парням нравилось. Она обиженно надувала губки уже на третьего поклонника. Но может, и моих губ, и глаз вполне хватило бы для выразительной внешности, если бы не широкие скулы, доставшиеся от мамы. Нос к тому же длинноват. Хорошо хоть без горбинки, как у отца.
– Ты очень красивая, – повторил Яша. А я вдруг подумала, что если закрыть глаза и лишь слушать голос, то мне, пожалуй, очень приятно его глубокое, ровное звучание. И хочется верить словам, которые этот голос произносит, пусть даже отражение в зеркале ванной комнаты говорит об ином. – Я ничего плохого не делаю. Только смотрю, – повторил Журов. Так и было. Кроме множества взглядов и улыбок предъявить парню было нечего, и разговор закончился ничем. Разве что вечером я разглядывала себя в зеркале дольше обычного, пытаясь найти то, о чем говорил Яша. Наверное, нашла, если показалась себе привлекательней, чем раньше. Но это маленькое приятное открытие не улучшило моего настроения и не изменило отношения к новичку, потому что испытания того года только начинались. Пересказы, пересуды, сплетни не ограничились ухмылками Людоедки и колющими взглядами Сони, насмешками парней. Очень скоро им стало тесно в нашем классе, и они расползлись за его пределы.
В школьных коридорах всегда гуляет множество слухов. Они танцуют от одной группки учеников к другой и, подхваченные учителями, перелетают из кабинета в кабинет на классных журналах. В ограниченном мирке учебного заведения сложно остаться в стороне от сплетен. И о ком, как не о старшеклассниках, судачат чаще всего? Особенно о первых школьных романах – коротких или длиной в много лет, как, например, у Бори и Аси из девятого «А». Борька носил портфель понравившейся ему девочки с первого класса, с седьмого они с Аськой уже ходили на переменах за ручку, но к нерушимости их союза все давно привыкли. В его уюте не хватало пищи для сплетен. Самыми популярными во все времена становились скандальные истории. Например, про Маринку, выпускницу прошлого года, которая забеременела зимой и сдавала экзамены с огромным пузом, правда, уже не в нашей школе, а в вечерней. Иногда я встречала эту девушку по дороге домой. Мой путь проходил мимо Детского парка, где Марина гуляла с коляской вдоль аллей. Я смотрела на нее, пытаясь представить, что это передо мной сопит малыш с соской. И не могла! Стать мамой в семнадцать лет казалось совершенно невозможным. А вот Марина ею стала. Матерью-одиночкой. Людоедка рассказывала, что родители едва не выгнали девушку из дома, требуя назвать имя отца ребенка, но она так и не призналась. Та же Людка настаивала, что это один из хоккеистов, намекая на Матвея из десятого «В», но ей никто не верил. Чтобы Маринка связалась с парнем на год младше? Ну и что, что Матвей выглядел старше учителя физкультуры и считался самым видным учеником школы? Я не прислушивалась к Людоедке. Если следить за всеми сплетнями, которые она разносила, не осталось бы времени на учебу. Но на Марину я поглядывала – осторожно – боясь оскорбить любопытством. Иногда мне удавалось поймать на уставшем лице молодой мамы легкую улыбку. Тогда я почему-то вспоминала Яшу.