Журавли
Дальше можно не грести.
Вэйха отпустил весла. Они стукнули в уключинах и поникли, безвольно рассекли воду. Поток подхватил лодку, повлек мимо солнечных кувшинок и зарослей тростника. В тихую заводь, к берегу.
Там еще виднелись следы праздника. Истоптанная земля не успела зарасти свежей травой, и кострище чернело издалека. Никто не снял венки и гирлянды с каменного истукана, – цветы увяли на грубо вытесанных плечах, лепестки осыпались в жертвенные чаши. Аргат, Хозяин Реки. Сотни лет здесь стоит, ему, наверное, и дела нет до людей. Праздновали что-то, веселились, били в бубны у высокого пламени. И что с того? Прошло несколько дней – и берег пуст.
Вот бы также пусто стало на душе.
Лодка ткнулась в камень и замерла. Вэйха вздохнул. Зачем приплыл сюда? Не Аргату же молиться. Не поможет он, и никто не поможет, разве что время.
Журавлиный вскрик разбил мысли.
Звонкий голос, а за ним и второй. Где-то рядом гнездо, в нем пара, тонконогие строгие птицы, кончики крыльев будто обмакнули в чернила. «Они посланники небес, – объясняла Иджа. – Их нельзя ловить». Иджа так любит журавлей, все про них знает, она бы сейчас рассказала, кого они зовут, о чем предупреждают. Вэйха слушал бы ее и не перебивал, ни за что.
Только бы она снова захотела говорить, только бы стала прежней.
***
Вэйхе исполнилось шестнадцать прошлым летом. Стал взрослым, надел перстень с семейной печатью, а через пару лун – и медальон заклинателя. Наставники поздравляли, говорили, как равному: «Ты высоко поднимешься».
Никто тогда не ухмылялся с презрением. И звали, конечно, не Вэйхой. Гардир Зата, сын хозяина трех мануфактур – вот кем он был. Помнил сотни колдовских знаков, чертил их и перемешивал, гордился своим даром. Мог бы стать помощником отца, а мог поступить на службу к наместнику или вовсе уехать в столицу, попытать там счастья. Мог бы жениться, зажить своим домом.
Но влюбился в Иджу.
Отец не рассердился тогда. Отмахнулся, как от безделицы, сказал: «Она тебе не пара. Ладно бы просто нищая, так ведь дикарская кровь. Крути с ней, если хочешь, но втайне. Обетов не давай, судьбу с чужачкой не связывай».
«А если свяжу?» – спросил он.
«Отрекусь от тебя». Отец ответил так спокойно, так просто, что не осталось сомнений: отречется.
Иджа не заплакала, когда узнала об этом, будто других слов и не ждала. Молча слушала, как Гардир – да, тогда еще Гардир – сыпет пустыми обещаниями, бормочет извинения. Накоплю немного денег, прости, тогда уедем, возьму тебя с собой, нужно только немного подождать, прости. Иджа сидела, уронив на колени сцепленные руки, и кивала изредка, невпопад. Тонкая, светлокожая, глаза прозрачные, как утреннее небо, золотистые волосы выгорели почти до белизны. Дикарская кровь. Двенадцать лет назад Речные Ворота распахнулись перед пришельцами с запада. Те осели в городе, но своими тут не стали.
«Или пусть отречется, – сказал Гардир. – Даже безродный заклинатель не пропадет, работа найдется, выживем».
И вот тогда Иджа встрепенулась, прижала ладонь к его губам, заставила замолчать. Прошептала: «Не надо. Мне дали снадобье. Оно пробуждает дар! Я научусь колдовать, стану тебе ровней, и твой отец передумает. У меня получится. Не губи себя, не надо».
И он согласился, уступил с облегчением.
Трус и ничтожество.
Вот так Иджа и начала пить толченку, а он не остановил. Даже ничего плохого сперва не видел, ведь и сам как-то пробовал. Все пробовали. Высыпаешь ложку мутного порошка в кипяток, и вода начинает шипеть и искриться. Выпить надо быстро, пока не стошнило от едкого вкуса. А потом? Да ничего особенного. Мысли скачут, как шальные, трудно рисовать ровные знаки, сила рвется наружу и без них. Но не любая. Гардир не смог позвать ни огонь, ни воду, зато молнии заискрились на ладони, стоило только о них подумать. Совсем недолго это длилось, а после накатил тяжелый сон. И это все? Никчемное снадобье.
«Тебе оно не нужно, – объяснил отец. – Это для лентяев, которые не хотят учить знаки, хотят все и сразу. И для бездарей, конечно, которым иначе заклинателями не стать. Многим нужно, а для тебя это снадобье – только помеха».
Многим нужно. Да, отец в этом разбирался. Его мануфактуры славились, торговцы съезжались со всей империи, даже из столицы. Скупали невесомые расписные ткани и стекло, пронизанное многоцветными текучими узорами, – такого в других провинциях не было. Невиданный спрос, надо нанимать новых работников. Но где их взять? Сворачивать рулоны нетрудно, и любой может складывать блюда в коробки, перестилать мягкой стружкой хрупкие кувшины. Но чтоб создать такой товар, нужны люди с колдовской силой. Их мало, а обученных заклинателей – еще меньше.