– Кто ты? – спросила Чаха.
Это прозвучало совсем невежливо. Разве так привечают в своей юрте гостя? Поначалу нужно выждать, покуда он войдет, поклонится, назовет свое имя, род, край света, откуда прибыл. Затем следует степенно поблагодарить за внимание и предложить чужестранцу молока или молочной водки – АРЬКИ, свежих, ароматных лепешек, испеченных младшей женой на плоском камне, что лежит посреди очага в ее юрте; справиться – не потребно ли ему чего из одежды или утвари и ладно ли он устроен в становище. И только после этого можно начинать разговор…
А она, Чаха, вот так – прямо в лоб:
– Кто ты?
Но маленький воин ничуть не оскорбился таким явным пренебрежением обычаями. Улыбнувшись, он ответил:
– Я – аями твоего рода.
– Ты дух? – спросила Чаха. Она слабо понимала происходящее. То ей казалось, что прекрасный крошка – продолжение чудесного сна, постепенно уводящего ее вслед за обеими душами на те небеса, откуда нет возврата; то вдруг начинала догадываться, что все это происходит с ней наяву.
– Я – аями твоего рода, – повторил маленький юноша. – Почему ты дважды задала один и тот же вопрос? Я только что ответил тебе!
– Прости, – сказала Чаха. – Я всего лишь глупая девушка, вот и веду себя глупо! Скажи, не испытываешь ли ты нужды в чем-либо и ладно ли устроился в моем становище?
Он засмеялся. Браслеты и ожерелья, украшавшие его запястья и шею, зазвенели, загремели и словно бы тоже засмеялись вослед.
А Чаха только сейчас и заметила, как нарядно он одет. Почему бы это, подумала она в смятении.
– Я тебе нравлюсь? – спросил юноша.
– Да. – Чаха ответила, не задумываясь. – Ты очень красив.
– Зови меня Келе, – просто проговорил юноша.
– Келе… – Чаха улыбнулась. Давно забытая радость вдруг наполнила ее душу. Какой удивительной, какой светлой, оказывается, может быть смерть!
– Я красив, не так ли? – Келе слегка подбоченился. Это выглядело и трогательно, и забавно.
– Очень! – искренне согласилась с ним Чаха.
И тут Келе ошеломил ее.
– Я пришел стать твоим мужем.
Девушка прикусила губу. Да впрямь, смерть ли это к ней пожаловала? Или какой-то странный дух явился с совершенно иной целью – не сгубить молодую жизнь, а напротив, отвести от нее беду? Никогда в жизни Чаха не помышляла о замужестве. Даже на парней не засматривалась. Зачем? Кому она, такая, глянется? А если и вздумал бы кто ее просватывать – первая мысль: не потому ли хочет в жены взять, что с хааном породниться задумал? А тогда – ничего путного из такого замужества не выйдет. Одна только досада на бездетную и вечно хворую жену.
– Как же я могла позабыть! – спохватилась Чаха. Горькая память вмиг вернулась к ней, точно черным покрывалом накрыла, губя радость от встречи с Келе. – О, Келе! Я никак не могу стать твоей женой!
– Почему? – Он выглядел теперь растерянным и опечаленным.
– Ведь я умираю…
Он тотчас же улыбнулся – широко и радостно.
– Нет, – сказал он. – Ты больше не умираешь. Прислушайся к себе, спроси свое тело.
Чаха шевельнулась на своем смятном ложе, пропитанном смертным потом. Тело отозвалось неожиданно: Чаху наполняла никогда прежде не испытанная радость. Это была радость здорового, молодого, полного жизни тела. Мышцы – впервые за все шестнадцать лет – хотели работать: напрягаться, сокращаться. В груди что-то пело, словно там поселилась какая-то веселая пичуга. Тяжесть, много лет стягивавшая сердце железным обручем, куда-то исчезла – бесследно.